– А все-таки ты, Данилка, трус, – сказал Федя, – волны ты на море боишься…
Федя и Данилка сидели на большом камне. Море чуть шелестело под ногами. Данилка шлепнул ногой по воде.
– Ну и что же? – ответил он. – А если волна большая? Поди-ка, поборись с ней.
– И поборюсь! – сказал Федя. – Уж я-то поборюсь! А ты и коров боишься – под мост залез. Ты вот даже крабов боишься. Вон какой маленький в камнях пробирается, – ну что, схватишь?
Но Данилка, еще и не видя краба, сразу подобрал ноги на камень. Федя засмеялся:
– Эх, ты! Как бы мне тебя от трусости вылечить?
Но тут Данилка обиделся.
– Никакой я не трус, – сказал он, – я просто на крабов глядеть не могу: противные.
– Ну, а вот если будешь на войне и пошлют тебя в разведку, – пойдешь?
– А то нет? Конечно, пойду.
– А если ночью?
– И ночью пойду.
– Эх, Данилка, – вздохнул Федя, – ты вот ночью даже в наши каньоны и то не пойдешь, а то – в разведку!
– Это ты, может, в каньоны не пойдешь, – сказал Данилка. – Ты и днем туда ходить боишься.
Федя подскочил и чуть не свалился с камня:
– Я? Боюсь? А пойдем сегодня ночью!
– Пойдем, – согласился Данилка.
– Только чтобы прямо в Ведьмину пещеру.
– Ну и что ж? И в Ведьмину пойдем.
Федя посмотрел на Данилку. Неужели он и правда Ведьминой пещеры не боится? Федя уже и не рад был, что поспорил с Данилкой. Он думал, что тот струсит и откажется…
– Прямо в Ведьмину пойдем? – повторил Федя.
– Вот и прямо в Ведьмину, – подтвердил Данилка.
Если кто подумал бы, что Федя очень обрадовался и что ему очень хочется идти в Ведьмину пещеру, тот ошибся бы. Но казак назад не пятится. Наступили сумерки, и ребята, никому не сказавшись, отправились в каньоны.
Тишина стояла в долине. Скатится камушек из-под ноги, а уж окрестные горы прислушиваются – что там такое прошумело? Скажешь слово погромче – тотчас эхо откуда-то отзовется.
Федя и Данилка шли по дорожке, протоптанной скотиной, и почти не разговаривали. Федя ежился, ему хотелось спать. И зачем только он поспорил с Данилкой! Ходи вот теперь ночью по долине, а потом еще в эти канавы лезть надо… С радостью вернулся бы он домой. Но ведь тогда Данилка скажет, что его самого от трусости лечить надо!
А Данилка и думать забыл про сон. Долина при луне казалась ему незнакомой и таинственной. Узкие дорожки стали голубыми. Они, как ручейки, бежали среди голубой полыни. А полынь отдыхала от жаркого дня. Она стояла неподвижно и, расправив ветки, глядела в звездное небо…
И еще казалось Данилке, что земля и небо смотрят друг на друга и неслышно беседуют о чем-то. Иногда звездочка падала сверху. И Данилка тут же решал про себя, что это небо нарочно сбросило звездочку, – ведь там, вверху, их и так слишком много!
– Федь, а Федь, – сказал Данилка, – ты никогда звезду не находил?
– Какую звезду? – удивился Федя.
– А вот что с неба падают.
– Нет, – ответил Федя. – А ты?
– И я нет. А вдруг найдем сегодня?
– Не найдем, – подумав, сказал Федя, – они на земле не горят. Гаснут.
Вскоре показались каньоны. Они, словно темные морщины, легли через лунную долину. Ребята подошли к краю самого глубокого русла, заглянули вниз. Луна освещала одну стену каньона, а дно его и другая стена оставались в тени.
– Что, забоялся? – сказал Федя.
А сам думал: «Хоть бы этот Данилка и вправду забоялся!»
Но Данилка качнул головой:
– Это, может, ты забоялся?
– Я? Это я-то забоюсь? – Федя ткнул пальцем себя в грудь. – Я забоюсь?
– Ну и я не забоюсь!
И Данилка первым полез в каньон.
Они шли по узкому глубокому коридору с земляными стенами. Иногда под ногой хлюпала вода,
