– А вдруг да найдут воду, – сказал Данилка, – тогда что?
– Не знаю. – Федя как будто всхлипнул. – Не найдут, наверно!
Федя и Данилка, занятые горькими думами, тихо вышли из сада и уселись на крыльце.
– Что это вы нахохлились? – спросила Данилкина мать. – Или натворили чего?
– Мы, мама, ничего не натворили, – ответил Данилка. – Мы Сергея Матвеича ждем.
Наступила тьма.
Во всем колхозе загорелись электрические лампочки, будто кто-то сразу бросил пригоршню огней в темную долину.
Тут и пришел Сергей Матвеич.
Ребята бросились ему навстречу:
– Ну что, Сергей Матвеич?
Сергей Матвеич поглядел на них усталыми глазами, приподнял брови, покачал головой:
– Пока ничего хорошего.
– Все, – упавшим голосом сказал Федя.
И, не оборачиваясь, пошел домой.
У Данилки защемило под ложечкой. Он направился было следом за Федей, но мать сейчас же увидела.
– Куда это? – удивилась она. – Ночь на дворе. Неужели вам, ребята, дня не хватило? Иди-ка, Данилка, ужинать, да спать пора. Топчан по тебе скучает.
Медленным шагом шел Федя по деревне. Ему домой даже идти не хотелось. Ну что там? Споры, брань. Мать плачет и тоже бранится.
«А может, отдумают? – прикидывал Федя. – Может, пока я ходил, отец послушался матери: „Зачем хозяйство разорять? Останемся. Пускай сестрица одна едет“. Мать, ведь она тоже… бедовая. Она и отспорить может!»
Тишина стояла в колхозе. Только море шумело и шумело, словно баюкало землю.
«Не хочу уезжать… – всхлипнул Федя. – Не хочу, и все!»
Он вошел в дом и сразу понял, что надежды его не сбылись. Отец не послушался матери, но мать послушалась отца и тети Фроси.
Все трое сидели за пустым столом и разговаривали. И такие у них были разговоры, что, видно, даже про ужин забыли.
– А гусей тоже с собой брать, – спрашивала мать, – или резать?
– Зачем же это резать? – возражала тетя Фрося. – Там река, выгон широкий, зеленый с весны до осени. Пустим – и будут ходить. Гусей довезти нетрудно. В клетку – и все.
– Моря жалко… – вздохнула мать. – Как же без моря? Ведь я здесь родилась. Всю жизнь на море…
– Ну, это пустое! – Отец махнул рукой. – Баловство. Что оно, твое море-то? Утонуть можно, а напиться нельзя.
– Виноградники хороши… – опять вздохнула мать, – и дом у нас устроенный…
– Снова-здорово! – сердита сказала тетя Фрося. – Подумаешь, дом – из глины сбитый!.. Ужинать давайте. А то, пока посидим, еще передумаем.
– А я не поеду, – вдруг заявил Федя.
– А тебя когда спросят, тогда ты ответишь, – сказал ему отец. – Пока еще не спрашивали.
– Наймусь на птичник и буду работать, – проворчал Федя.
Но на него уже никто не обращал внимания. И отец и мать задумались. Только тетя Фрося весело хлопотала, собирая на стол.
– А вам, тетя Фрося, хочется, ну и ехали бы одни! – сказал Федя. – Зачем и приезжали только!
Но тут отец на него прикрикнул и хлопнул ладонью по столу:
– Это еще что? Вишь ты как разговорился со старшими! – И, вздохнув, добавил: – Да. Если б хоть вода была… А то где вот она? Ищут, ищут. Видно, все-таки уходить придется.
С тяжелой душой улегся Федя спать. Ему все представлялось, как связывает мать узлы, как сажают гусей в большую клетку, как выносят из избы разные вещи и грузят в машину… Ребята в это время гурьбой бегут на море, синее море сверкает, плещется, зовет… А он, Федя, стоит у машины! Сейчас сядет и уедет куда-то, и больше не будет его здесь, и не будет их дома. И Данилка выйдет на дорогу и только поглядит им вслед…
Тут у Феди опять закапали слезы. Но он зажмурил глаза покрепче и уткнулся в подушку.
Мать тоже долго не спала. Федя слышал, как она ворочалась на кровати.
– А корову как же?.. – прошептала она. – Продавать?
– Не с собой же везти, – отозвалась тетя Фрося. – Что там, коров нету, что ли? Ведь ее в корзину не посадишь.
