– Павел Павлович! – с вызовом обращаюсь я. – Вот что есть на полочках, вот что содержится в ящичках… Что вы скажете, строгий редактор, если я назову очерк «Человек будущего».
– Немедленно переменю заголовок! – сухо отвечает он. – Свойственный писателям перехлест, желание выдать обычное за нечто необычное, излишняя торопливость…
– Стоп, Павел Павлович! – пугаюсь я. – Секундочку… Поймите, что в очерке все необычно!
– Чепуха на постном масле… В вашем очерке нет ничего нового, а уж говорить о необычном… – Он усмехается и начинает загибать пальцы: – Ваш герой рационализатор… В области семнадцать тысяч рационализаторов! Ваш герой учится на четвертом курсе… На машзаводе есть цех, где все учатся. Ваш герой попросил увеличить норму выработки… На том же заводе это приняло массовый характер! Ваш герой любит технику и природу… Смешно было бы, если токарь не любил бы технику, а сибиряк – природу!
Нет! Нет! – энергично говорит он. – Что-то у вас не того не этого самого! А уж заголовок… Вычеркну!
– Борис Кочергин – это человек будущего! – восклицаю я. – Поймите, Павел Павлович!
– Если вы меня позвали для серьезного разговора, – говорит он, – то извольте говорить серьезно! Коли нет – у меня три нечитанных передовых статьи!..
Вот ведь что говорит этот строгий Павел Павлович, редактор. Он не только говорит, но и смотрит на меня строгими глазами из-под выпуклых очков: «Давай, дескать, доказывай, убеждай!» И я чувствую, что приходит пора браться за тугую пружину обобщений, скручивать ее, наполняя потенциальной энергией полемики. И только теперь я начинаю «щупать» мысль, которую оставил мне на прощанье Борис Кочергин. «Может быть, этого тебе хватит для затравки!» – сказал он.
Пожалуй, хватит! По крайней мере, вполне достаточно, чтобы повести борьбу с Павлом Павловичем, подкрепляя «затравку» цитатами и фактами, парадоксами и сравнениями, эпитетами и недомолвками. В сражение с Павлом Павловичем надо взять Бориса Кочергина – его мысли, одежду, молодую жену, друзей, сверловщицу из второго цеха, которая влюблена в Бориса. Придется пойти на Павла Павловича в штыки, так как поиски истины – это разведка боем.
Итак, наша тема «Будущее в настоящем». Итак, нам надо выяснить, какие черты облика Бориса Кочергина годны для коммунистического завтра, и есть ли он, Борис Кочергин, уже человек будущего, и что произойдет с ним при коммунизме, и как он войдет в него, и с чем он войдет в него.
Итак, начинаем!
26!
Хочется, чтобы вы подумали об этой арифметике, Павел Павлович, чтобы вы, вообще, поразмыслили о числе 26, которое стало теперь для нас необычным. Хочется, чтобы раздумья об этом числе вы начали с самого себя. Ну вспомните, Павел Павлович, каким вы были двадцать шесть лет назад!.. Вы были молоды, учились заочно на факультете журналистики, ухаживали за вашей теперешней женой Анной Васильевной, которая в ту пору была еще Аней. Как остро пахла тогда черемуха, какие были восходы, какие были закаты! О, это была молодость, говорите вы. Незабвенная молодость, которая пронеслась так быстро, что теперь уж и не верится, что двадцать шесть лет прошло с тех пор…
Поймите, Павел Павлович, Борису Кочергину, видимо, суждено дожить до коммунизма. А сейчас ему двадцать шесть и он уже вполне сформировавшийся человек. У него выработался характер, устоялись привычки.
Прежде чем прикурить папиросу, Борис легонько дует в мундштук; он привык и в будний день и в воскресный подниматься в шесть тридцать утра; он не может терпеть яркие галстуки, но любит цветные рубашки; на охоте он никогда не бьет сидячих уток, а стреляет только влет. Какие основания есть у нас, Павел Павлович, думать, что Борис полюбит яркие галстуки и разлюбит цветные рубашки. Он может бросить курить, но если ему придется взять в руки папиросу, то Борис непременно подует в мундштук.
Вы ухватили мою мысль… Прекрасно! Но мы говорили только о привычках Бориса, нам предстоит еще поговорить о его характере. С этой целью разрешите мне примерить к Борису моральный кодекс строителя коммунизма… А что в этом плохого, Павел Павлович? Коли вы уже согласились, что нет питомника, в котором бы специально для коммунизма выращивались люди, то почему бы вам не согласиться с тем, что моральный кодекс написан с такого человека, как Борис Кочергин.
Я не оговорился… «написан с такого человека, как Борис Кочергин!» Мы – марксисты, Павел Павлович, мы не должны забывать, что учение тогда становится материальной силой, когда… Понятно, не мне вас учить марксизму!
Примерим же моральный кодекс строителя коммунизма к Борису Кочергину.
– Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.
Это не надо доказывать?.. Отлично!
– Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
Тоже не надо доказывать – знаете из очерка…
– Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
Тоже знаете из очерка…
– Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку – друг, товарищ и брат.
Тоже знаете из очерка; взяли из того ящичка, где лежит спор Бориса с напарником по станку, который в конце-то концов понял, что нормы надо повышать, ибо это полезно народу и государству. И понять это ему помог Борис.
– Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей.
В этом отношении чуточку сложнее, Павел Павлович. Дело в том, что жена у Бориса есть, а детей – нет. Но они скоро будут, что докажет следующий факт: Борис любит жену больше, чем сверловщицу, которая влюблена в Бориса. Ведь если бы Борис жену любил меньше, чем сверловщицу, то дети Бориса рождались бы у сверловщицы.
– Нетерпимость к врагам коммунизма, делу мира и свободы народов.
Ну, конечно, конечно…
Тогда разрешите спросить вас, Павел Павлович, не кажется ли вам, что обыватель – это человек, который необычное, удивительное очень быстро зачисляет в разряд обыкновенного, неудивительного. Обыватель сегодня, вытаращив глаза, вместе со всеми ревет: «Спутник Земли! Ура!» – завтра он уже цедит сквозь зубы: «Еще один спутник… Хм!» Дар жить удивленно, восторженно – большой талант… Точно! Это выпад против вас, Павел Павлович, – мы с Борисом предупреждали, что будем вести разведку боем.
Если вы, Павел Павлович, не научитесь удивляться сегодня, то и при коммунизме будете ошеломленно вертеть головой и спрашивать: «В чем же проявляются черты коммунистического человека?»
Не обижайтесь, Павел Павлович! «Сократ мне друг…» Лучше продолжим наши рассуждения. Не пришла ли пора, взять да и «пощупать» по-настоящему мысль, оставленную мне Борисом для затравки? Вспомнить Архимеда, его слова, представить, как это было…
Наверное, заходило солнце и дул ветер. Архимед стоял на вершине холма и протягивал руки к небу. Закат был красен, тревожен, а длинные волосы Архимеда седы, и на них лежал бордовый отблеск. Он был удивительно одинок, этот человек на вершине холма, освещенный догорающим солнцем. «Дайте мне точку опоры, и я поверну землю!» – с тоской воскликнул он.
Сколько их было на земле, тоскующих по точке опоры, по свершениям – великих и простых, смертных и бессмертных, смелых и робких! Поколение сменяло поколение, люди рождались и умирали с тоской по точке опоры, с печалью по тому, что они могли свершить и не свершили.
И опять шли года, десятилетия, пока не родился еще один человек, который заявляет во всеуслышание:
– Есть точка опоры… Это Советская власть! Человека зовут Борис Кочергин, место рождения СССР, партийность – беспартийный…
Когда Юрий Гагарин полетел в космос, Борис стоял за своим станком. «Есть точка опоры!» – думал он. Когда заседал XXII съезд партии, Борис тоже стоял за станком. «Есть точка опоры!»
– Чем же Борис Кочергин будущего будет отличаться от Бориса Кочергина сегодняшнего? – спрашиваете вы меня.
Он будет свершать то, что сейчас для него кажется недосягаемым.
Вот мы и добрались до главной мысли, Павел Павлович: коммунизм для каждого человека – это пора
