— Алло? Кто это?
— Джером… — сдавленно пролепетала она.
— Бриджит? Это ты?
— Да.
— В чем дело? Что-то случилось? Где ты? Разве ты не должна сейчас быть на работе?
— Я и есть тут. В твоем кабинете.
— Вот как?
— Я… я должна была позвонить тебе.
— Польщен. Не говоря уж, что удивлен, — сухо добавил он. — Могу ли я надеяться, что ты хочешь пригласить меня на рандеву в кладовке? Нет? Жаль.
Придется ждать до завтра.
— Джером…
— Да, любовь моя?
У нее снова сжалось сердце — на этот раз от его нежности.
— Правда? — задохнулась Бриджит, чувствуя стеснение в груди. — То есть ты в самом деле?.. Ты любишь меня?
Она буквально оглохла от наступившего молчания. За те несколько секунд, что Джером не подавал признаков жизни, нервы у Бриджит напряглись до предела.
— Почему ты спрашиваешь? — наконец отозвался он.
— Мне… мне вдруг стало это очень важно знать.
— Почему?
— Потому что я хочу, чтобы между нами все было чисто и ясно! Я с ужасом вспоминаю нашу первую встречу. И меня волнует, что ты можешь думать, будто мне что-то нужно от тебя. Конечно, так и есть, но не твои деньги, Джером. И не замужество. Хотя я бы от него не отказалась. Когда-нибудь. Но, конечно, только если ты любишь меня и хочешь жениться на мне. Потому что я… я люблю тебя, Джером, — наконец вырвалось у нее признание. — Это я пытаюсь тебе сказать. Я люблю тебя. О Господи! Надеюсь, Джером, ты не сердишься за меня за эти слова? Чарити убеждала, что я не должна говорить тебе это, но… но ведь она ошиблась, не так ли?
Джером приложил немалые усилия, пытаясь сдержать эмоции, которые рвались у него из сердца, но его старания были обречены на провал.
— Да! — воскликнул он. — Да, моя дорогая! Чарити ошиблась. И я не сержусь на тебя, потому что… я тоже люблю тебя. А как может быть иначе? О Боже, Бриджит, мне трудно говорить. — Он сглотнул комок в горле и вытер влажные глаза. — Ты хоть представляешь, как давно я плакал в последний раз?
— Ты плачешь? — потрясенно переспросила она. — Из-за меня?
— Из-за тебя.
— Ты не плакал из-за Эстер?
— Из-за этой стервы? Господи, конечно нет. Стоило мне понять, что она собой представляет, я тут же от нее избавился.
— Ты знаешь, что с ней стало?
— Забавно, что ты спрашиваешь. Не имел представления… до прошлого вторника. Кэти показала мне статью об одном банкире из Глазго, который оказался под судом за растрату. Там же был снимок его жены в здании суда — и это оказалась Эстер. Он утверждал, что на преступление его заставили пойти чрезмерные траты жены, и я едва не пожалел беднягу. Но леопард не меняет шкуру, не так ли? Эстер до гробовой доски будет обманывать мужчин, вымогая у них деньги. Но тебе не стоит забивать свою милую головку такими вещами, Бриджит. Эта женщина ровно ничего не значит для меня. Появись она передо мной голая, я бы и глазом не моргнул.
— Но… но ведь сначала ты любил ее, Джером.
Джером испытал искушение солгать, но Бриджит ведь сказала, что хочет ясности и открытости между ними. Значит, надо сказать правду.
— Я так считал. Еще мальчишкой я мечтал, что когда-нибудь у меня будет настоящая жизнь, в которой я обниму преданную и любящую жену. Эстер блистательно играла ангела — пока на пальце у нее не появилось обручальное кольцо. Я любил созданную ею иллюзию, а не ту реальную женщину, которой она была. Своими льстивыми словами и обхождением Эстер обдурила меня. Она была великолепной актрисой и в спальне. Не стану отрицать, что поначалу был серьезно увлечен ею. Первые подозрения зародились у меня сразу же после медового месяца, когда единственным ее занятием были походы по магазинам.
Постепенно я стал догадываться, что она собой представляет, с моих глаз стала сползать пелена. Но тем не менее, уже все понимая, я долго пытался списать боль и разочарование на счет разбитого сердца. Думаю, я страдал из-за уязвленного самолюбия. И лишь когда полюбил тебя, милая, я понял, что чувства, которые испытывал к Эстер, были не настоящей любовью, а лишь ее тусклым подобием.
— И я — твоя настоящая любовь?
— Самая настоящая и самая любимая.
— Ох, Джером… теперь уже я плачу.
— Надеюсь, от счастья?
— Да! Да!
— Я еду к тебе.
— Джером, ты не должен этого делать! — испугалась Бриджит. — У меня еще масса работы. Прошу тебя, дай мне с ней справиться. Я… я обещаю, что как только покончу с ней, то сразу же приеду к тебе.
— В таком случае, позвони матери и предупреди, что сегодня не будешь ночевать дома. Ибо я в течение долгих часов собираюсь доказывать, как я люблю тебя.
— О, Джером! Хорошо, дорогой. Я позвоню и прямо так маме все и скажу.
— Надеюсь, она не явится ко мне с дробовиком?
— Конечно же нет.
— Жаль, — пробормотал Джером.
— Что?
— Ничего.
Еще недавно Джером считал, что ему нужна только лишь любовь Бриджит. Но оказалось, что это не так. Ему было нужно гораздо больше. Он хотел, чтобы она стала его женой и матерью его детей. И не когда-нибудь, а как можно скорее.
Но она так молода. Он не имеет права подгонять ее, не имеет права настаивать, чтобы из-за него она меняла все свои планы. Он должен быть терпелив, должен ждать, чтобы к ней когда-нибудь пришел этот день.
— Ты не передумала приехать ко мне? — спросил Джером, уже мучительно томясь от желания обнять ее. — Обещай.
— Обещаю.
Бриджит лежала в объятиях Джерома, вслушиваясь в его сонное дыхание и думая, что никогда еще не испытывала такого счастья. В каждом поцелуе Джерома, в каждой его ласке было столько тепла и заботы, что и тело Бриджит, и душа ее таяли. Она видела, какой любовью светятся его глаза, и теперь знала наверняка, что действительно была для него настоящей любовью — так же, как и он для нее.
Хорошо, пусть даже он сейчас не просит ее выйти за него замуж, но непременно сделает это когда- нибудь. Когда придет время.
Бриджит понимала, что прошлое оставило в сердце Джерома неизгладимый след и он не торопится. Честно говоря, Бриджит и сама хотела, чтобы у нее было время доказать ему, что она не имеет ничего общего с Эстер.
Кроме того, она хотела справиться со стоящими перед ней проблемами открыть ресторан и завершить перемены, которые происходили в ней в течение трех последних месяцев — из маленькой балованной и капризной девицы леди Бриджит Холлис превращалась во взрослую независимую женщину, которая может гордиться собой.
И она ни в коем случае не хотела возвращаться к облику той глупой пустоголовой вертихвостки, которая понятия не имела, что такое работа.
