– Значит, Руф солгал! – резко прервал мальчика сенатор. – Мой сын утверждает, что это почерк Руфа, а он не станет лгать.
– Но почерк Руфа подделан! – выкрикнул Муций. Сенатор опешил.
– Что ты сказал? – не поверил он своим ушам.
– Почерк подделан, – повторил Муций. – У нас есть верное доказательство.
И Муций рассказал сенатору о том, как у Ксантиппа украли вощеную табличку.
– Кто-то выкрал ее, чтобы скопировать почерк Руфа, – закончил он свою историю.
Тут заговорил Юлий. Надувшись от собственной важности, он произнес:
– Вот настоящий почерк Руфа.
И вручил Виницию табличку, которую только что принес Публий.
Сенатор пристально посмотрел на нее и тут же со злостью воскликнул:
– Что?! Опять «Кай – болван»!
Мальчики испугались; они никак не ожидали такой реакции.
– Это… это наша вина, – пролепетал Муций. – Я хочу казать, мы заставили Руфа снова написать то же самое, потому что хотели сравнить эту надпись с той, что на стене храма.
– Хм, – пророкотал Виниций, но, казалось, он несколько смягчился. – А как вы думаете, кто мог подделать почерк Руфа?
– Это нам неизвестно, – признался Муций.
– Но, конечно, не мы, – поспешно добавил Флавий, покраснев.
Виниций снова обратился к Муцию.
– Так ты говоришь, что это написал Руф? – спросил он, указав на табличку.
– Да, – подтвердил Муций. – Мы подумали, что с вашим опытом судьи вы сразу же увидите, что надпись стене храма поддельная.
– Я не очень разбираюсь в графологии, – признался сенатор, но по всему было видно, что эта мысль заинтриговала его.
Шагнув к окну, он постоял там немного, попеременно разглядывая то табличку, то надпись на стене.
Наконец он произнес:
– Эти две надписи, безусловно, выглядят очень похожими.
– Они и должны быть такими, если кто-то нарочно постарался, – хмыкнул Публий.
Виниций вновь повернулся к мальчикам. Усевшись прямо перед ними, он принялся пытливо их разглядывать.
– Так и быть, – наконец проговорил он. – Я займусь вашей теорией.
Сенатор обратился к хорошо одетому рабу, который в течение всего разговора почтительно держался в стороне:
– Сульпиций, пойди узнай, дома ли Скрибон. Попроси его зайти ко мне немедленно. Если он уже в библиотеке Аполлона, найми носилки и доставь его сюда.
Раб поспешил выполнить приказание. Виниций уселся поудобнее и разрешил мальчикам сесть тоже.
– Скрибон – директор библиотеки Аполлона, – пояснил он. – Самый известный в Риме знаток почерков. Если Скрибон подтвердит, что надпись подделана, значит, она подделана. А если он скажет, что она настоящая, так оно и есть.
– Она подделана, – убежденно произнес Муций.
– Это Скрибону решать, – рассудил Виниций.
– А что вы сделаете, если окажется, что она все-таки подделана? – спросил Флавий.
– Не знаю, – рассмеялся Виниций. – Но, по крайней мере, мы будем знать, что Руф не виноват. Вряд ли бы ему взбрело в голову подделывать собственный почерк, как думаете?
– Конечно нет! – хором отозвались мальчики.
Они чувствовали себя гораздо лучше. Виниций оказался не таким уж несговорчивым. Теперь они беседовали вполне дружески; сенатор расспрашивал ребят о родителях, о школе и о том, кем они хотят стать.
– Я хочу быть сенатором, – заявил Юлий. – Отец иногда берет меня с собой в Сенат, чтобы я учился.
– А я собираюсь стать возничим колесницы, – звонко и пронзительно громко поведал Антоний. – Как это здорово – мчаться по арене в колеснице, запряженной четырьмя горячими арабскими скакунами! Зрители будут забрасывать меня цветами, а император увенчает лавровым венкам…
Приятную болтовню прервали голоса за дверью. Через секунду вошел Сульпиций в сопровождении маленького старичка с длинной седой бородой – Скрибона. Мальчики тут же сообразили, что он, должно быть, грек. Почти все ученые мужи в Риме были греками; кроме того, римляне не носили бороды.
Скрибон обходился без тоги. На нем была только потрепанная туника, которую давным-давно нужно
