– А мне это и не понадобится, – сухо ответила Элеана. – У меня нет абсолютно никакого желания повторять опыт дважды.
– Этим надо было заняться мне самой. Ты знаешь, например, что заказанное к свадьбе белье никуда не годится?
– Уверена, что Андреас не обратит на подобные «мелочи» никакого внимания.
Катерина бросила на дочь взгляд, стоящий целого собрания сочинений какого-нибудь маститого писателя.
– Какая разница, заметит он или нет. Об этом знаешь ты. Знаю я. И узнают все, когда ты приподнимешь платье и Андреас снимет с тебя подвязку. – Голос ее звучал возбужденно. – Сколько времени потрачено на то, чтобы подобрать каждую деталь. А теперь оказывается, что ничто не годится.
– Мама, успокойся, пожалуйста. – Одного взгляда на Катерину было достаточно, чтобы понять: вот-вот произойдет взрыв. Набрав полную грудь воздуха, Элеана сказала как можно спокойнее:
– Я расстроена этим не меньше тебя, но надо смотреть на вещи трезво. – В данный момент излишняя напористость была ни к чему.
– Я выбрала то, что мне понравилось, и они обещали доставить все через несколько дней. Завтра я с ними разберусь!
– В этом нет никакой необходимости.
– А я уверена, что есть, Элеана! – Катерина была непреклонна.
Если это продолжится еще хотя бы несколько минут, они поссорятся по-настоящему.
– Мне некогда, мама, – сказала Элеана. – Надо принять душ, переодеться, до встречи с Андреасом осталось меньше часа.
Фотографии никак не выходили у нее из головы. Черт бы побрал эту Сариту и ее интриги! Она была настоящей стервой, отчаянной и поэтому опасной. Хуже не бывает, заключила Элеана, раздеваясь и становясь под душ.
Через пять минут она, завернувшись в полотенце, стояла перед гардеробом, выбирая что-нибудь сногсшибательное.
И вот из зеркала на нее смотрела стройная молодая женщина в темно-синем шелковом платье, с открытыми плечами. Взяв с постели лежащий там длинный шифоновый шарф, она обмотала его вокруг шеи так, что оба конца оказались за спиной.
Макияж, подумала Элеана, несколько экстравагантен, но почему-то сейчас это казалось соответствующим обстоятельствам. Разве идущие в битву воины не раскрашивали себя? А битва предстоит еще этим вечером, и нешуточная. Это она могла гарантировать.
Катерина накрывала на стол в столовой.
– Мама, я пошла.
Неужели в ее голосе прозвучало нечто такое, что заставило мать бросить на дочь пристальный взгляд? Когда дело касалось материнского инстинкта, Катерине просто не было равных.
– Желаю приятно провести время.
А вот это было весьма сомнительно.
Обед с женихом и последующее посещение концерта заезжих знаменитостей определенно потеряли для нее свою привлекательность.
– Спасибо.
Пятнадцать минут спустя она оставила машину в подземном гараже дома Андреаса и поднялась на лифте в его апартаменты. В руке Элеана сжимала конверт с фотографиями, который, казалось, жег ей пальцы.
Он открыл дверь сразу же, и Элеана увидела, как блеснули на мгновение его глаза в чисто мужском восхищении. Испытав мгновенный приступ удовлетворения, она в свою очередь оглядела его темный костюм, ослепительно белую рубашку, шелковый галстук.
Какой лощеный, до невозможности красивый жених! И нежный к тому же, со злостью подумала она, когда, притянув ее к себе, Андреас прильнул губами к чувствительному изгибу нежной шеи.
Искушенные прикосновения, выверенные движения. Не слишком ли много, чтобы ожидать от него еще и верности. Она знала, что его любовь никогда не будет принадлежать ей. Но верность… На это, во всяком случае, Элеана рассчитывала.
– Что-нибудь не так?
Надо добавить еще и интуицию, заключила она. Значит, по крайней мере, часть его сознания настороже. Элеана отступила на шаг, подальше от предательского искушения его объятий. Прильнуть к нему и подставить губы для поцелуя было бы слишком просто. Тогда пришлось бы отвечать на поцелуй, а это уже могло начисто лишить ее самообладания.
– С чего ты взял? – спросила она с нарочитым спокойствием и увидела, как сузились его глаза.
– Раньше мы никогда не играли друг с другом в загадки, так что не стоит начинать сейчас.
Игры, увертки, обман. Все это ничем не отличается одно от другого.
– Ты так думаешь?
Выражение его лица изменилось, скульптурные черты лица обозначились резче.
– Прекрати, Элеана. Я тебя слушаю.
