Руководители общин ругали ее. Они могли заставлять ее целыми днями ожидать приема. Женщины относились к ней подозрительно – почему это она разыскивает мужчину, у которого уже наверняка есть жена и дети, или который, возможно, уже в могиле? «Дедушка, почему ты допустил меня до этого?– вскрикивала Акша.– Или покажи мне путь, или пришли за мной смерть».
Одним зимним днем, когда Акша сидела в гостинице в Люблине, она спросила хозяина, слышал ли он о человеке по имени Цемах – небольшом, смуглом, бывшем ученике иешивы и ученом. Один из обитателей гостиницы сказал: «Вы имеете в виду Цемаха, учителя из Ицбика?»
Он описал Цемаха, и Акша поняла, что нашла того самого, которого искала. «Он был обручен»,– сказала она.
«Я знаю. Которая обратилась. А кто вы?»
«Родственница».
«Что вам от него нужно?– спросил гость.– Он беден и впридачу упрям. Всех его учеников увели от него. Он неуправляемый и неуравновешенный человек».
«Есть у него жена?»
«У него уже было две. Одну он замучил до смерти, другая ушла от него».
«Есть у него дети?»
«Нет, он бездетный».
Гость собирался еще что-то сказать, но пришел слуга и позвал его.
Глаза Акши наполнились слезами. Дедушка не оставил ее. Он вел ее правильным путем. Она пошла нанять экипаж до Ицбика и увидела перед гостиницей крытый экипаж, готовый отправиться. «Нет, я не одинока,– сказала она себе.– Каждый шаг известен на небесах».
Сначала шли мощеные дороги, но скоро они превратились в грязные тракты с выбоинами и канавами. Ночь была сырая и темная. Часто пассажирам приходилось выбираться и помогать кучеру вытаскивать экипаж из грязи. Все бранили его, но Акша со смирением сносила тяготы. Падал мокрый снег и задувал холодный ветер. Каждый раз, когда она вылезала из экипажа, она по
лодыжки проваливалась в грязь. В Ицбик они они прибыли поздно вечером. Вся деревня утопала в болоте. Избы были полуразрушены. Кто-то показал Акше дорогу к дому учителя Цемаха – дом был на бугре возле мясных лавок. Хотя и была зима, кругом стояла вонь от гниения. Возле лавок шныряли собаки.
Акша заглянула в окно дома Цемаха и увидела ободранные стены, грязный пол и полки потрепанных книг. Фитиль в миске с маслом был единственным источником света. За столом сидел небольшой человечек с черной бородой, густыми бровями, желтым лицом и выпирающим носом. Он близоруко склонился над большим фолиантом. На нем была ермолка на подкладке, стеганный жакет, под которым виднелся грязный ватин. Пока Акша стояла и смотрела, из щели вылезла мышь и прошмыгнула на кровать, на которой был тюфяк, набитый истертой соломой, подушка без наволочки и изъеденная молью овчина вместо одеяла. Хотя Цемах и постарел, Акша узнала его. Он почесался. Поплевал на кончики пальцев и вытер их о лоб. Да, это был он. Акша одновременно хотела и плакать и смеяться. На мгновение она повернула лицо в темноту. Впервые за последние годы она услыхала голос бабушки: «Акша, беги отсюда».
«Куда?»
«Обратно к Исаву».
Затем она услыхала голос деда: «Акша, он спасет тебя от бездны».
Акша никогда не слыхала, чтобы дедушка говорил с такой горячностью. Она ощутила пустоту, которая бывает перед обмороком. Она облокотилась на дверь и та открылась.
Его глаза навыкате пожелтели.
«Что тебе нужно?»– прохрипел он.
«Вы реб Цемах?»
«Да, а кто вы?»
«Акша из Красноброда. Когда-то ваша невеста . . .»
Цемах молчал. Он открыл искривленный рот, обнажив единственный зуб, черный как крючок. «Обратившаяся?»
«Я опять вернулась к евреям».
Цемах подпрыгнул. Он исторг ужасный крик: «Пошла вон из моего дома. Пусть имя твое сгниет!»
«Реб Цемах, пожалуйста, выслушайте меня».
Он подбежал к ней со сжатыми кулаками. Миска с маслом опрокинулась, свет исчез.
«Грязная блудница!»
СИНАГОГА В ХОЛИШИЦЕ была переполнена. Это был день накануне новолуния, и все собрались вознести молитвы. Из женского угла доносились набожные речитативы. Внезапно дверь отворилась, и чернобородый человек в лохмотьях вошел во внутрь. На плечах у него болталась сумка. Он тащил за собой женщину на веревке, как корову. На голове у нее был черный платок, платье из мешковины, разбитая обувь. Вокруг шеи висела гирлянда из чеснока. Молящиеся прекратили свои молитвы. Незнакомец подал женщине знак, и она простерлась на пороге. «Евреи, топчите меня,– вскричала она.– Плюйте на меня, евреи».
В синагоге поднялся шум. Незнакомец подошел к читальному столу, постучал, и воззвал: «Семья этой женщины из вашего города. Ее дедушка реб Нафтоле Холишицер. Это Акша, которая обратилась и вышла замуж за помещика. Теперь она увидела истину и хочет искупить свои мерзости».
Хотя Холишиц был в той части Польши, которая принадлежала Австрии, история Акши была здесь известна. Некоторые молящиеся запротестовали, что таким образом нельзя каяться; человеческое существо не следует тащить на веревке как скотину. Другие угрожали незнакомцу кулаками. Действительно,
