где были подшиты многочисленные документы, рассказывающие о похождениях матерого волчары Крапленого, он мог даже не открывать – большинство из них было написано рукой тогда еще молодого опера Тесленко.
Эта папка попала на стол капитана не по воле случая. И уж вовсе не случайно он затребовал данные федерального розыска, к которым оперативники относились обычно весьма прохладно – не было печали, своих забот достаточно, пусть беглецов ловят те, кто их упустил.
А поводом к этому послужило заключение экспертов по последней, «мокрой», краже в промтоварном магазине.
Еще при первом осмотре места происшествия Тесленко обратил внимание на некоторые особенности воровского «почерка»: преступники работали в перчатках, а чтобы не оставить следов, они натянули на ноги специальные чулки, пропитанные настоем махорки и еще какой-то мерзости, от чего служебно-розыскной пес Буран чихал до слез. И самое главное – умело отключенная сигнализация-ревун и несколько необычный способ вскрытия сейфа с деньгами и драгоценностями: не «фомкой», старинным и неизменным инструментом «медвежатников», а при помощи автогена. Сейф был взрезан аккуратно и со знанием дела.
«Почерк» знакомый, но откуда?..
Мучительные размышления не пропали втуне – Тесленко вспомнил. Это было «дохлое» дело многолетней давности, в котором очень многое совпадало с нынешним.
Когда папку с данными по этому делу извлекли из архива, то оказалось, что одним из подозреваемых был Крапленый. К сожалению, доказать его причастность к той краже не удалось. Уже тогда он отличался завидной изворотливостью и хладнокровием, в чем приходилось не раз убеждаться молодому оперу Тесленко…
Полковник Храмов (подчиненные за глаза прозывали его Бубырем) был на удивление спокоен и рассудителен.
– …Крапленый, говоришь?
Храмов неторопливо просматривал план розыскных мероприятий.
– С какой это стати он стал «мокрушником»? – спросил он, посмотрев пытливым взглядом на капитана. –
Раньше за ним подобных «подвигов» не наблюдалось.
– Это версия. За неимением лучшей… – сознался Тесленко, пряча глаза. – При побеге он начудил, терять ему теперь нечего.
– Не густо. И бездоказательно. Так, мудрствование.
– Я уверен, товарищ полковник, это его «почерк»!
– Не горячись, Виктор Михайлович. В нашем деле уверенность появляется только после приговора суда. Да и то не всегда, и тебе это известно…
Тесленко ругнулся про себя: «Чертов Бубырь! Кишкомот… Его хлебом не корми, дай поизмываться над нашим братом. Нет других более-менее стоящих версий, нет!»
– Кстати, Виктор Михайлович, ты обратил внимание вот на этот пунктик в заключении экспертов?
Храмов ткнул толстым коротким пальцем в один из листков дела.
– Конечно… – ответил капитан.
Он привстал, чтобы рассмотреть, куда показывает Храмов.
– Крохотный клочок дорогой импортной ткани, невесть как оказавшийся на шляпке гвоздя, торчавшего из скамейки в сторожке, – сказал Тесленко.
– Наводит на размышления фактик, а?
– Наводит… – буркнул капитан, не вдаваясь в пространные объяснения, которых ждал полковник.
– Ну и?.. – требовательно поднажал Храмов.
– Возможно, к сторожу приходила знакомая… – не сдавался Тесленко. – Мало ли…
– К старику – и такая расфуфыренная краля? Бабули в дорогих прикидах не щеголяют. Пенсия не позволяет. Не клеится, Виктор Михайлович.
«Сам знаю… – Тесленко упрямо поджал губы. – Похоже, кто-то звонить приходил. Телефон-автомат раскурочили как раз накануне грабежа. Где только искать эту лярву, если и впрямь она была «подсадкой»?»
– А не замешан ли здесь Профессор? – продолжал тем временем полковник. – Старый кадр. Что-то в последнее время он стал вести себя больно тихо. Завязал?
– Он только в могиле завяжет.
Тесленко нахмурился, вспомнив, сколько неприятностей доставил ему скользкий, как угорь, старый прохиндей.
– То-то… Может, прокачаешь его как следует? Авось, расколется.
– Вот именно – авось. Близок локоть…
– Присмотрись к нему, Виктор Михайлович, присмотрись. А заодно и к его братцу, Михею. Весьма возможно, что краденое барахлишко не миновало лап этого прощелыги. Деньжата у него водятся, и немалые.
– Сделаем, – согласился Тесленко, напряженно размышляя о своем.
– Как твой практикант Снегирев? Обнадеживает?
– Пашет, – не стал вдаваться в подробности капитан.
– Толк от него есть?
– Есть, – коротко ответил Тесленко.
И с тоской посмотрел на часы: времени в обрез, пора приниматься за работу, но от Бубыря так просто не отделаешься.
– И какой, если не секрет? – упрямо гнул свое Храмов.
– Под ногами не путается, – не выдержав, в сердцах ответил капитан.
– Ну-ну… – с интересом посмотрел полковник на раскрасневшегося от злости подчиненного. – Не смею больше задерживать…
Закрывшись в своем кабинете, Тесленко облегченно вздохнул: слава Богу, отстрелялся. До следующей оперативки. И то ладно.
К счастью, он тогда не знал, что еще одной встречи со своим начальником ему сегодня не миновать…
Милицейский «газик», взвизгнув тормозами, остановился у подъезда трехэтажного дома старинной постройки с внушительного вида дубовой дверью и лепными фитюльками по всему фасаду.
– Пошевеливайтесь! – скомандовал немолодой старшина своим напарникам, на ходу расстегивая кобуру.
Два милиционера, громыхая ботинками, последовали за ним в приоткрытое парадное.
– Сержант, к «черному» ходу! – уже громким шепотом продолжал командовать старшина. – Тише, ты, остолоп! – прикрикнул он на второго, помоложе.
Второй милиционер едва не загремел вниз по широким мраморным ступеням лестницы, споткнувшись непонятно о что.
На втором этаже у двери квартиры, обитой черным дерматином, на котором эффектно сверкала начищенной бронзой массивная табличка с гравированной надписью «Профессор Арбенин Н.В.», старшина в нерешительности остановился. Дверь была приоткрыта, и сквозь щель виднелась в полутьме солидная и дорогая мебель красного дерева.
Немного помедлив, старшина решительно толкнул дверь и зашел в прихожую. В квартире царила тишина. Держа пистолет на изготовку, милиционер нашарил выключатель. Матовая колба плафона залила мягким серебристым светом оклеенные импортными обоями стены и паркетный пол; на нем лежал пушистый коврик ручной работы.
Неожиданно где-то в глубине квартиры раздался стон, затем послышались шаркающие шаги, скрип отворяющейся двери, и навстречу милиционерам шагнул невзрачный на вид субъект. Вернее, попытался шагнуть – на пороге ноги его подогнулись, и он рухнул на паркет. Искаженное от боли лицо упавшего кривил нервный тик. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался только протяжный хрип.
Оставив его на попечение неуклюжего напарника, старшина прошел в гостиную. Там, у старинного резного серванта, украшенного медными бляшками, лежал, раскинув руки, лысый мужчина лет пятидесяти
