– О, – сказал полицейский. Поколебавшись мгновение, он схватил кольцо и жадно сунул его в боковой карман. Затем под козырек. – Благодарю вас, мисс. Можете ни о чем не беспокоиться… – Шеф посмотрел на часы.
– Еще одно слово, шеф, – тихо сказала Мэрилин. – Этот человек, которого вы арестовали… Катиль Револьс… Он не мог совершить того преступления, о котором вы сказали. Прошу вас разобраться…
– К сожалению, это зависит не от меня, – развел руками полицейский. – Речь идет о государственном преступлении. Но, между прочим, вы можете быть уверены, что дело Катиля Револьса будет решено по справедливости. Могу вам сказать по секрету, что делом особенно интересуется сам Джон Триллинг. Хотя это и немудрено: ведь они с Парчеллингом давние друзья.
– При чем здесь Парчеллинг?
– Да ведь речь идет о покушении на него. Извините, мисс, мне надо идти, – заторопился полицейский, поняв, что сказал лишнее. – К вашим услугам! – И вторично взяв под козырек, он поспешно вышел.
В кабинет Джона Триллинга ввели арестованного. Револьс сильно изменился за несколько часов. На лице его красовались несколько кровоподтеков и огромный синяк, ворот рубашки был разорван.
– Безобразие! – закричал Триллинг на конвойного. – Как вы обращаетесь с заключенным?
Конвойный онемел от испуга и, повинуясь гневному жесту Триллинга, выскочил за дверь.
Измученный Катиль с благодарностью посмотрел на Триллинга. Он не знал – да и не мог знать, – что в этом огромном доме ничего не делается без распоряжения Джона Триллинга, Большого Хозяина.
– Садитесь, – ласково сказал Хозяин.
Револьс робко присел на краешек кресла, того самого, в котором несколько дней назад сидел шеф байамской полиции, а затем начальник тайной полиции и даже сам президент.
– Расскажите все по порядку, – сказал Триллинг.
Револьс молчал.
– Нас никто не слышит, – сказал Триллинг, – а меня вы можете не бояться: я ваш друг.
Револьс повторил все то, что он сказал на допросе; протокол его лежал перед Джоном.
«Однако же сильно свихнулся парень. А беззащитен, как овца», – на мгновение почувствовав что-то вроде жалости, подумал Триллинг.
Бледный как мел, Катиль рассказывал о биотоках, порожденных необычайно яркими видениями, и об электромагнитных полях, распространяющихся со скоростью света.
– Но вы ведь сказали на допросе, что это бог покарал Гуго Парчеллинга? – задал вопрос Триллинг.
– Да, а меня он выбрал своим орудием, – с непоколебимой уверенностью ответил Револьс.
– Все это вы должны повторить перед присяжными, – строго сказал Триллинг. – Бог требует, чтобы мы всегда говорили правду, и только правду, – добавил он, молитвенно сложив руки и устремляя взгляд в потолок.
– Я знаю, – прошептал Катиль.
– А теперь можете идти. С вами будут теперь обращаться хорошо. Можете требовать все, что вам понадобится.
– Благодарю вас.
– Отведите, – сказал Триллинг, строго глядя на вошедшего конвойного.
Едва захлопнулась дверь, он повернул верньер срочного вызова. Перед Триллингом на вспыхнувшем экране показалось лицо начальника тайной полиции.
– Следствие закончено, – сказал Триллинг. – Дело можете закруглять. Во всяком случае, для меня все ясно, – многозначительно подчеркнул Большой Хозяин. – Организатором покушения на Парчеллинга является Катиль Револьс. Это опасный преступник. Он разработал какой-то дьявольский усилитель биотоков мозга.
– Револьс сознался в этом?
– Пока нет, но уверен, что сознается. Во всяком случае, с судом и приговором не надо медлить. Вы поняли меня?
– Понял, шеф.
Триллинг повернул ручку. Экран медленно погас. Эта картина гаснущего экрана всегда вызывала в памяти Триллинга кинокадры, переданные по телевидению на Землю космической экспедицией Южного Креста. Там показывалось пульсирующее солнце: оно медленно наливалось светом, затем ослепительно вспыхивало изумрудным огнем, после чего угасало – лишь для того, чтобы через несколько минут снова начать все сызнова… «Улететь бы куда-нибудь за Плутон, – мечтательно подумал Триллинг, – подальше от нечистых замыслов и человеческих страстей». Наедине, без свидетелей, Триллинг иногда разрешал себе немного посентиментальничать.
Ему припомнился утренний разговор с Парчеллингом. Гуго выглядел вполне здоровым, но признался по секрету, что временами чувствует приступы непонятной слабости. А кроме того, испытывает постоянный страх перед грозным облаком, поразившим его. Из-за этого страха он боится выйти из дома. Между тем ему настоятельно необходимо быть на бирже: там сейчас решается судьба компании. «Уж ты там последи, пожалуйста, Джон, чтобы все было в порядке», – попросил его Парчеллинг на прощанье. Триллинг заверил его, что побеспокоится обо всем. «Уж я побеспокоюсь, голубчик», – подумал он теперь, скупо улыбнувшись.
Дом Гуго Парчеллинга сиял, сверху донизу облитый неоновым пламенем иллюминации. Разноцветные стрелы мигали, перекрещивались, гасли и вспыхивали вновь. Парчеллинг давал грандиозный бал в честь своего выздоровления. Колоссальный многоэтажный гараж, построенный в форме винтовой лестницы, был битком набит «бьюиками», «мерседесами» и «ролс-ройсами», а машины все прибывали. Полисмены, улыбаясь, встречали приезжающих и отводили их на боковые улицы, где можно было еще поставить
