Осень тоже была, как сейчас, и дождь шел сильный, с ветром. Вот они пришли туда и нет бы действительно сорвать этот лозунг, а они еще затащили его в кабинет, главного авангардиста, а ночью дело было, и присобачили над его столом. А сын пьян был ужасно, разразился фонтаном кильки, и прямо на стол. Жуткое дело. Нашли, статью припаяли, сидит теперь, письма пишет злые. Здравствуй, мол, батя, дай авангардисту по роже и езжай ко мне, развлекись. А я почетным рабочим был, премии получал, а сейчас только герой труда спасает, успел получить два года назад. Такие, брат поэт, дела, хоть вешайся…
Прокоп Фомич отпил глоток и затуманился. Бородач молчал, неподвижно уставясь в кружку. Прокоп Фомич наклонился вперед. Со дна кружки поэта на него посмотрел и как будто подмигнул хитро стеклянный глаз.
Старый листопрокатчик вышел из пивной. Ему захотелось в туалет, но таковой уже много лет не работал, поэтому он направился к знакомой дыре в дощатом заборе, ограждавшем пустынную стройку.
Прокоп Фомич втиснулся в щель и увидел в обрубке бетонной трубы двух посетителей. Они жгли костерок и пили из стакана вино.
– Эстетизм, отец, делает мир еще прекрасней, – высказался молодой интеллигентного вида мужик в очках, ковыряясь куском арматуры в костре, – иди к нам, укройся от дождя.
– Дождя нет, – сказал Прокоп Фомич.
– Это он образно говорит, – произнес другой парень, куривший толстую сигару, – читай, что ты там такого отыскал, Иннокентий.
Прокоп Фомич присел на доску поближе к жаркому огню и протянул к нему зябнущие руки.
– Слушай. Это «Махабхарата», – пояснил Иннокентий Прокопу Фомичу. –
Прокоп Фомич почувствовал, что рана его в груди начала ныть. Она болела все сильней и сильней, пока его не скрутило и не опрокинуло на жесткие доски, лицом к обжигающему пламени. Тотчас же на землю упали первые капли.
Рассказ с картинками
Однажды утром я спускался по лестнице нашего пятиэтажного дома, чтобы прямиком направиться в школу, и тут нос к носу столкнулся с моим давним приятелем. Это был пятиклассник Игорь. Едва завидев меня, он радостно завопил:
– Дядя Коля, смотрите, что я нашел! – и достал из портфеля общую тетрадь бурого цвета. – В макулатуре, – добавил Игорь гордо.
Я открыл тетрадь на первой попавшейся странице и увидел довольно идиотскую картинку: крылатый гроб в облаках и в нем какой-то тип со стаканом лимонада в руке. Что это лимонад, а не сок, я понял сразу.
– Спасибо, Игорь, – сказал я без энтузиазма и сунул приобретение в папку. А вечером пролистал эту ветхую тетрадку и обнаружил страницы две каких-то записей. Вот что там оказалось.
«Без сомнения, вся материя подвержена лептонному распаду, – монотонно бубнил оратор. – И вам, конечно, известно, что вчера начало рассыпаться Солнце, этот безжизненный кусок железа. И, видимо, все мы разделим его участь…»
«Сколько там лет-то прошло? Никак 856 миллиардов? Ну что ж, пожили и хватит… А зачем? Как это зачем? – усмехнулся Джерри. – Ведь известно, что живут для того, чтобы жить».
Мысль текла ровно и спокойно, без зацикливаний. Мозг словно затормозил свою деятельность и выбросил все эмоции.
Здание вспыхнуло у основания и накренилось. Луч бластера скользнул по нему еще раз, и глыба стеклопластика рухнула на землю. Двое прохожих маячили метрах в двухстах. Джерри стал жечь соседний дом.
– Эй, Томми, да этот тип сошел с ума!
– Ну?
– Надо его остановить, пока его самого не придавило.
– Что же тут плохого?
Том подошел к Джерри и тронул его за плечо:
– Парень, тебе помочь?
– Давай, дружище, присоединятся. Работы всем хватит».
На другое утро я опять встретился с Игорем.
– Ну как? – спросил он. – Напечатаете в журнале? Кстати, что такое лептон?
– Это… Ну, вроде как частица. Электрон там, мезон.
– Понятно.
– А напечатать… Ты знаешь, Игорь, этот бред не пойдет ни в один журнал. Мы просто не можем себе представить, что будет с Землей и людьми через такую прорву лет. Какие дома, какие бластеры? Заглядывать так далеко в будущее просто глупо. В общем, читай лучше учебник литературы за седьмой класс.
Игорь только хмыкнул, и мы разошлись.
А тетрадку эту я храню и изредка рассматриваю в ней рисунки. Но теперь они не кажутся мне такими уж дурацкими.
