— А они случайно не сказали, зачем им понадобилось выдавать вас за свою сестру?
— Вижу, вы мне не верите.
— Почему же, верю. Непонятно по какой причине двое молодчиков, называющих себя вашими родственниками, рыщут по всему восточному Техасу с единственной целью разыскать вас. Очень правдоподобная история, как мне кажется, особенно если учесть, что вы на ней так настаиваете.
— Я в голову не возьму, кому и зачем на этом свете я могла бы понадобиться, — упрямо заявила она.
— Зачем? Ну, учитывая вашу внешность, это вполне очевидно, — пробормотал он, вытаскивая револьвер из кобуры. — Хотя, если бы они узнали вас поближе, то еще хорошенько подумали бы.
Прижимая к себе револьвер, он легонько отстранил Верену в сторону и локтем приоткрыл дверь. Она, затаив дыхание, следила за каждым его движением, а он резким ударом ноги распахнул дверь пошире и, держа револьвер наготове, выпрыгнул в узкий коридор. Но он был пуст. Верена последовала за Маккриди.
— Где они были?
— Дальше по коридору, сразу за углом.
— Похоже на то, что их там уже нет, — сказал он, опуская «кольт». — Наверное, вы хотели бы, чтобы я их нашел и взглянул на них — я правильно понимаю?
— Куда вы пойдете в таком виде?
— Вы ведь не дали мне времени хотя бы натянуть штаны. Но на тот случай, если вы не успели заметить, спешу сообщить вам, что я прикрыт.
На нем была полузастегнутая рубашка, достаточно длинная, чтобы прикрывать бедра, но оставлявшая ноги голыми. Казалось, он должен был бы выглядеть нелепо, но это было не так. Слишком он был для этого высок, слишком широкоплеч, слишком угрожающе мужествен и хорош собой. Глядя в эти темные, почти черные глаза, она почувствовала, что чуть ли не лишается дара речи.
— Так или иначе мне нужно побриться и закончить свой туалет, — продолжал он как ни в чем не бывало, — но, пока вы завяжете шнурки и приведете волосы в порядок, я буду готов к прогулке. Может быть, погуляв, посмотрев, чем там занят народ, и послушав, о чем идет разговор, мы сможем с вами выяснить, какие намерения у наших симпатичных друзей. Во всяком случае, мне хотелось бы бросить на них еще один взгляд.
— Я бы предпочла не встречаться с ними — это слишком рискованно.
— Почему?
— Меня не так легко напугать, мистер Маккриди, но мне кажется, что некто по имени Гиб хочет меня убить.
У него поднялись брови, а она, кивнув головой, продолжала:
— Вот точные слова, которые мне удалось услышать: «Когда она ему больше не понадобится, он ее живой все равно не отпустит».
— Вы слишком начитались дешевых романов, милая моя, — заявил он небрежно.
— Вы будете меня слушать или нет?! — яростно воскликнула она. — Он также сказал, что мои кости смогут отыскать одни лишь койоты, как и в случае с каким-то адвокатом. Все это я слышала своими собственными ушами.
Он внимательно на нее посмотрел; глаза его сузились — он не мог решить, верить ли ей, или не верить. Но ее страх был, вне всяких сомнений, неподдельным. Наконец, глубоко вздохнув, он принял решение:
— Ну хорошо, пусть будет так. Но сперва вам придется расколоться.
— Расколоться?
— Ну да — сказать мне, чего они от вас хотят.
— Но я не имею ни малейшего понятия! Даже самого отдаленного, мистер Маккриди, — клянусь! Я вообще в этих краях никого не знаю. И уверяю вас, в моей жизни не было абсолютно ничего такого, что могло бы кого-нибудь хоть чем-то заинтересовать. До этой поездки я даже не бывала за пределами Филадельфии, если не считать того злосчастного семестра, когда я учительствовала в западной Пенсильвании. Нет, я уверена, они принимают меня за кого-то другого — этим все и объясняется. Иначе просто не может быть.
— Тот человек в поезде правильно говорил, что Верена — не очень распространенное имя, — напомнил он ей, — а сочетание с фамилией Хауард полностью исключает вероятность ошибки.
— И все-таки о том, что я направляюсь в Сан-Анджело, не знает ни одна душа на свете, кроме мистера Хеймера, ну и, разумеется, вас.
— Тем не менее, как вы сами видите, об этом знает кое-кто еще.
— Если даже и так, я не могу себе представить, кого это может интересовать. Нет, надо об этом сообщить шерифу Гуду, — решила она.
— Я бы на вашем месте не стал этого делать.
— Но почему?
— Прежде всего потому, что вам и сообщать-то ему толком нечего. Вы сами признаете, что во всей этой истории не видите ни малейшего смысла.
— А что, в таком случае, вы делали бы на моем месте? — спросила она язвительно. — Спокойно бы ждали, пока вас прикончат в постели?
Он не сразу ответил, а когда наконец заговорил, его слова удивили ее:
— Дайте мне все-таки завершить одевание и бритье, а потом мы с вами совершим прогулку на свежем воздухе. Если нам повезет, мы постараемся хорошенько рассмотреть наших приятелей, надеюсь, они не будут подозревать об этом. И учтите, пока что у вас перед ними есть несомненные преимущества.
— Например?
— Во-первых, они не знают, как вы выглядите, а во-вторых, они ищут Верену Хауард, а не Элизабет Маккриди. Кроме того, у вас есть я — по крайней мере, до Колумбуса.
Почему-то последнее обстоятельство не показалось ей таким уж большим преимуществом.
Беглый осмотр дома и прилегающей к нему территории ранчо не дал никаких результатов: таинственные преследователи Верены бесследно исчезли. И тогда Мэтт с Вереной присоединились к остальным пассажирам, чтобы под темнеющим небом поужинать бутербродами с холодной говядиной, домашними соленьями и сушеными абрикосами; все это запивалось довольно крепким, хорошо выдержанным сидром из собственных запасов шерифа. Разомлевшая от сытной еды и обильного питья публика собралась затем под старым дубом послушать старого музыканта, лихо наигрывающего на скрипке быстрые шотландские рилы[14], и посмотреть, как фермерские работницы танцуют с подвыпившими, но не утратившими прыти ковбоями.
Верена сидела на земле, охватив руками колени, с закрытыми глазами, и с тоской думала о доме, от которого была так далеко. Ей казалось, будто он где-то совсем в другом мире. И то, что это было узкое, безликое строение, втиснутое между двумя точно такими же домами, не имело сейчас никакого значения. Пусть ее дом ничем не примечателен, может быть, даже не очень красив, но он для нее родной, и в нем она чувствовала себя в безопасности. Не то что в Техасе.
И ее мысли невольно — в который уже раз — возвращались к странному разговору, случайно подслушанному в коридоре. Зачем, спрашивается, совершенно незнакомым людям понадобилось ее разыскивать и почему какой-то человек по имени Гиб желает ей зла? Она ведь даже никого не знает в Техасе, за исключением Мэтью Маккриди, да и его вряд ли можно отнести к знакомым. К тому же у нее нет ничего такого, что могло бы кому-нибудь столь уж сильно понадобиться. Все, чем она владеет, едва ли стоит больше полусотни долларов. Впрочем, нужно еще учесть ферму отца, но и та, если судить по тону письма мистера Хеймера, почти ничего не стоит. Он, в общем-то, даже не советовал ей ехать так далеко для оформления прав на собственность, берясь продать ферму от ее имени, если она его на это уполномочит. С учетом налогов, затрат на оформление прав по завещанию, а также расходов на объявления о продаже ей останется каких-нибудь две-три сотни долларов, а может быть, и того меньше.
Насколько она знала своего отца, такому положению дел вряд ли стоило удивляться. За сорок шесть лет своей жизни он умудрился разбазарить все, что имел, утратив семью, профессию, доброе имя. Этот человек, обладавший такой красивой внешностью и всегда питавший слабость к женскому полу, был в конце концов убит, и ни одна живая душа его не оплакивала, в том числе и она, его дочь. Уж кто угодно, но только
