Уильям Тенн
Плоскоглазое чудовище
Первые несколько секунд доцент кафедры сравнительной литературы университета в Келли Клайд Меншип героически пытался убедить себя, что это
— всего лишь дурной сон. Закрыв глаза, он уговаривал себя, как ребенка, с улыбкой превосходства на устах, что таких кошмарных вещей просто не бывает в реальной жизни. Совершенно не бывает.
Определенно, это — только сон.
Он уже почти поверил в это, как вдруг чихнул, да так громко и сочно, что понял, что во сне чихать нельзя. Пришлось сдаться. Он приоткрыл глаза и посмотрел еще раз. Тотчас же шею свело судорогой.
…Некоторое время назад он прикорнул, перечитывая написанную им самим статью для научного журнала. Заснул в своей собственной кровати, в своей квартире в Кэллахэн-Холле — «очаровательном и недорогом пристанище для тех сотрудников университета, которые не женаты и желают жить в университетском городке». Проснулся он от ощущения мучительного покалывания во всем теле — будто его распяли, крепко связали, продержали так довольно долго, а потом развязали. После этого он вдруг как бы воспарил над кроватью и, как мгновенно растаявший дымок, вытек сквозь открытое окно, уплывая прямо в усыпанное звездами ночное небо. Плоть его растаяла, он полностью отключился… И вот он приходит в себя на этом огромном плоском белом столе, похожем на операционный, над ним — потолок с множеством сводов, в легких — влажный, промозглый, едва пригодный для дыхания воздух. С потолка свисает огромное множество самых разнообразных, несомненно электронных приборов. Таких, о которых ребята с физического факультета могли бы только мечтать даже в том случае, если бы правительственные субсидии на военные радиационные исследования были в миллион раз больше, а профессор Боулз, декан факультета, потребовал бы, чтобы каждый прибор внешне выглядел совершенно иначе по сравнению с теми, которые могла дать науке современная электроника. Вся эта немыслимая аппаратура щелкала, жужжала и потрескивала, сверкала и переливалась экранами и сигнальными лампами. Затем все это прекратилось, как будто кто-то, наконец, удовлетворился проведенными исследованиями и отключил ее. Клайд Меншип слегка приподнялся, чтобы увидеть того, кто это сделал.
И увидел!
Но не «кого», а «что». И это «что», определенно, не предвещало ничего хорошего. Фактически таких «что» было несколько, и каждое из них было ничуть не лучше другого. Поэтому он тотчас же закрыл глаза и мысленно заметался в поисках разумного объяснения всего этого ужаса.
Объяснение никак не находилось, и глаза пришлось открыть еще раз. Со второго раза все могло показаться не таким плохим, как с первого. «Тьма всегда, — напомнил Клайд себе избитую фразу, — сгущается перед рассветом». И тут же непроизвольно добавил: «Кроме тех дней, когда происходит солнечное затмение».
Однако глаза открыл только на самую щелочку, приблизительно так, как открывают рот дети перед второй ложкой касторки. Нет, все осталось точно таким же жутким.
Стол был неопределенной формы, по его контуру располагались в дюйме друг от друга крупные сферические шишки. А на этих шишечках, как на насесте, примерно в двух метрах справа от Клайда, разместились два существа, похожие на черные плоские чемоданы из кожи. Вместо ручек и ремней они были снабжены десятками черных щупалец, каждое второе или третье из них заканчивалось влажным бирюзовым глазом, прикрытым парой роскошнейших ресниц, какие можно увидеть разве что на рекламе косметики. В дополнение к этому каждый чемодан был украшен вкраплением множества небесно-голубых глазок, в отличие от первых не имевших ресниц и выступавших наружу скоплениями огромных самоцветов, сверкающих множеством крохотных граней.
Слева, примерно в четырех метрах, там, где поверхность стола образовывала нечто вроде вытянутого полуострова, находилось еще одно существо. Его щупальца крепко сжимали пульсирующий сфероид, на поверхности которого непрерывно возникали и исчезали световые пятна.
Насколько понимал Меншип, все глаза существ следили за ним с неослабным вниманием. Ему стало немного не по себе, и он попытался распрямить плечи.
— Так что, профессор, — неожиданно раздалось над его головой, — что вы на это скажете?
— Скажу, что все это выглядит довольно жутко, — с жаром признался Меншип и хотел уже было продолжить и развить эту интересную тему во всех красочных подробностях, но ему помешали два обстоятельства.
Во-первых, вопрос прозвучал невесть откуда — вокруг не было ни одного человека, фактически ни одного живого существа, кроме увенчанных щупальцами чемоданов. Во-вторых, кто-то другой начал отвечать, перебив Меншипа и не обратив ни малейшего внимания на его слова.
— Да, можно констатировать со всей очевидностью, — произнес этот «кто-то», — что эксперимент увенчался успехом. Он полностью оправдал расходы и долгие годы исследований, связанных с подготовкой к его проведению. Теперь вы сами понимаете, советник Гломч, что односторонняя телепортация является свершившимся фактом.
Меншип понял, что голоса исходят справа. Более широкий из чемоданов, очевидно, являлся «профессором», которому был задан вопрос. Теперь он обращался к более узкому чемодану, который отвел большинство своих глаз от Меншипа и сосредоточил внимание на собеседнике. Но откуда исходят эти голоса? На существах не было заметно и следов речевого аппарата.
В голове Меншипа мелькнула истерическая мысль: «А каким это образом они говорят по- английски?»
— Ясно, профессор Лирд, — отозвался советник Гломч.
— Да, это — свершившийся факт. Только ответьте мне, что же именно свершилось?
Лирд поднял сразу тридцать-сорок щупалец, что, как догадался Меншип, было эквивалентно нетерпеливому пожатию плечами.
— Телепортация живого организма с астрономического объекта 649-301-3 без помощи передающей аппаратуры на его родной планете.
Советник снова перевел глаза на Меншипа.
— Вы всерьез считаете его живым? — недоверчиво спросил он.
— Послушайте, советник, — предложил профессор, — давайте оставим в стороне всякий флефноморфизм, Ведь это же явно способное ощущать и в определенном смысле передвигаться живое…
— Да, да. Оно живое. Я это допускаю. Но испытывающее ли ощущения? Мне совершенно не слышно, чтобы оно хоть как-нибудь трлнкало. А эти кошмарные глаза! Всего лишь два, и такие плоские! А эта сухая кожа без малейшего следа слизи! Я признаюсь…
— Можно подумать, что вы — прекраснейший образец творенья! — оскорбился Меншип.
— …в том, что придерживаюсь концепции флефноморфизма при оценке чуждых форм жизни, — продолжал советник, как будто не слыша Меншипа. — Да, я — флейнофил, и горжусь этим. Профессор, мне доводилось видеть немало всяких невероятных существ с других планет, которых привозили сюда мой сын и другие исследователи. Однако и самые причудливые из них, и самые примитивные обладали способностью трлнкать. Но здесь я не наблюдаю этого. Невероятно, даже противоестественно!
— Отнюдь нет, — поспешил заверить его Лирд. — Это просто отклонение от научной нормы. Возможно, на дальних окраинах Галактики, где часто встречаются подобного рода животные, условия жизни таковы, что трлнканье не является необходимым. Думаю, тщательное обследование в скором времени разрешит эту загадку. Главное — мы доказали, что жизнь существует и в других областях Галактики, а не только в тесно наполненном звездами ядре. И когда настанет время проведения широкоохватных исследовательских экспедиций, отважные первопроходцы, вроде вашего сына, отправятся в эти области, вооруженные необходимыми знаниями.
— Послушайте! — завопил Меншип. — Вы в состоянии услышать меня или нет?
— Можете выключить энергию, Срин, — заметил профессор. — Нет смысла расходовать ее зря. Я убежден, что у нас уже столько этого существа, сколько нам необходимо. Если что-то еще и должно материализоваться, то оно прибудет за счет остаточного излучения.
Существо слева быстро повернуло причудливый сфероид, и слабое жужжание, наполняющее помещение, прекратилось. Судя по тому, как внимательно Срин разглядывал пятна света на поверхности
