разбрасывать во все стороны мелкие частицы. Каждая частица вспыхивала искрой, проходя через слой сверхперегретой плазменной оболочки.
— Что это? — спросила Салли.
— Спасательные капсулы, ваше превосходительство, — отозвался кто-то с мостика. — Разумеется, без защитного поля. Мы не обнаружили ни одного…
Внезапная яркая вспышка — и боевой корабль взорвался. На месте взрыва образовалось облако раскаленного газа, словно эта крошечная звезда превратилась в сверхновую. В центре облака стал виден черный стальной каркас — хотя на самом деле он светился, раскалившись до температуры примерно две с половиной тысячи градусов по Цельсию.
Из этого каркаса устремилась прочь одна крошечная искорка.
— У этой капсулы наши приборы зарегистрировали достаточно мощное защитное поле, — сказали с мостика.
— Подберите ее, генерал, — приказала Дейдра Салли. — И если, как я подозреваю, там сидит губернатор Спайл, я хочу, чтобы вы оказали ему все полагающиеся почести. Разместите его с комфортом в арестантском отсеке нашего корабля под неусыпной охраной… из церниан.
При этих словах на губах у Фолларда заиграла улыбка.
— Как насчет остального флота, ваше превосходительство?
— Пусть наши капитаны берут пленных. Ведите переговоры, где потребуется, но не уничтожайте тех, кто упорствует. Мне нужны целые корабли. Битва еще не закончилась.
«24. ПЭТТИ ФИРКИН: МАСКУ ПРОЧЬ»
— Запас мощности — всего на сорок часов, — сказала Фиркин, вынимая зонд из антенны экрана электромагнитной защиты. — И это только для поддержания поля. Если этим электродам придется управлять плазменным потоком, то они продержатся не больше пятнадцати минут. Корабль будет лететь, но драться не сможет… Решай, Тэд.
Бертингас вздохнул и сказал:
— Запиши в судовой журнал — пусть капитан по возможности избегает боевых столкновений и сразу уходит с линии огня.
Фиркин сделала пометку в журнале. Пусть даже и технически и административно ее ранг полковника превосходил должность директора Бюро коммуникаций, она оставила за ним право принимать решения. Эти корабли останутся в распоряжении Скопления Аврора, так пускай их собственный представитель и разбирается с ними.
— Сколько у нас получилось? — спросила она.
— Целых или подбитых?
— И тех, и других.
— Пятьдесят два.
— У меня уже все расплывается перед глазами.
В течение половины стандартных суток Пэтти Фиркин всматривалась в обгоревшую изоляцию и разодранные стальные конструкции, проникала в корабли, где не было воздуха, проводила тестирование ПИРов, которые бились в истерике и что-то там вещали ей про Иисуса из Назарета, проверяла антенны защитных экранов, разлаженные инверторы массы и постукивала ладонью по листам обшивки. Корабли, в которых теплилась хоть искорка жизни, они с Бертингасом, работая в связке с десятком других инспекторских бригад, отправляли на ремонт и переоснащение. Те корабли, которые еще могли выйти в гиперпространство и были в хорошем состоянии, были предназначены для службы в качестве транспортов — да большинство из них и было сначала транспортными кораблями Хайкен Мару. Те, которые были настолько разбиты и сожжены, что восстановлению не подлежали, списывались в утиль. Из них будет извлечен силикон, титан и сталь. Затем выпотрошенным кораблям придадут последнее в их жизни ускорение, и короткий полет завершится в раскаленных недрах Кали.
Пока Фиркин и Бертингас работали над захваченными кораблями, Халан Фоллард, Хилдред Самуэльс и Мора Костюшко провели самый стремительный допрос военнопленного в истории Пакта. Фоллард владел разными приемами. Он умел накачивать людей наркотиками, знал, как нужно разместить всего лишь три электрода на черепе спящего, чтобы незаметно прочесть все его явные и тайные мысли. Генеральный инспектор утверждал, что может таким образом вытащить на свет Божий все намерения человека, его помыслы и даже номер телефона его первой любовницы.
Пускай. За пленных отвечает Космический флот, и, если они выловят нескольких закоренелых фанатиков из тех, кого Фоллард рекомендовал к амнистии, это их дело.
Матросы и офицеры с кораблей Арахны и Хайкен Мару в большинстве своем являлись кадровыми военными, которые просто следовали приказам того руководителя, которого судьба — или последний Высокий секретарь — поставила командовать ими. Для честного солдата это не преступление — воевать не на той стороне. Фиркин сама побывала в такой ситуации один или два раза.
Те, кому не удастся пройти тестов Фолларда, будут считаться недостойными доверия при любом режиме: гангстеры, раскольники, предатели, человеконенавистники и предполагаемые диктаторы. Типа Аарона Спайла. Что с ними в конце концов станет, даже Фоллард не мог сейчас сказать. И лучше не спрашивать. Пэтти Фиркин давным-давно для себя уяснила: никогда, даже в моменты, когда наступает пик приятельских отношений, подогретых основательной выпивкой, не выспрашивать Самуэльса или Костюшко, что они видели. В Кона Татцу знали способы, как сделать, чтобы человек исчез навсегда, как будто его никогда и не существовало — и физически, и в электронных файлах компьютеров. От этого у полковника мурашки бегали по спине.
Да, теперь Спайла будут содержать как некую бациллу в плотно закрытой мензурке — до того момента, когда он предстанет перед Советом выборщиков. Он будет козырной картой и оправданием для Дейдры Салли, в котором она нуждалась, так как не подала корректные «сигналы лояльности»в соответствии с когда-то полученной директивой Главного центра.
Может быть, губернатор Салли даже доживет до момента передачи Спайла Главному центру.
— Полетели обратно на базу, — сказал Бертингас. — Ни один из нас не способен ясно мыслить после двенадцати часов такой работы.
— Верно.
Они доплыли до шлюза, держась за натянутый по кораблю фал. Когда они начали надевать гермошлемы и реактивные ранцы, Бертингас пробормотал:
— Может быть, я даже сумею поговорить с ней.
— С кем? — спросила Фиркин.
— С Морой.
— Не надо. Пока еще рано.
— Ну, а почему бы и нет? У Моры трезвая голова, есть чувство юмора, и она красива, наконец. Уже не говорю о том, что она настоящий товарищ. Совсем недавно мы с Морой практически были…
— Кем бы вы ни были, вы сейчас ими не являетесь. Ей пришлось много пережить. Дай ей время прийти в себя.
— Ты видела, как Самуэльс подошел к ней, — с горечью произнес Бертингас. — Словно на абордаж брать собирался, солдафон! «Мора, любовь моя! Ты вернулась! Я больше никогда с тобой не расстанусь!» Распустил перья, как павлин. Надутый идиот! Перехватил ее у меня, будто она какой-то сверток.
— Да, Тэд. И я видела ее взгляд, когда он это делал.
— Полный обожания.
— Ну, я бы так не…
— Ты-то что можешь знать об этом?
— Да что ты имеешь в виду?!.
— В конце концов, ты просто…
— Ну-ну, давай, говори. Скажи, что я просто солдафон с мускулами вместо мозгов. Или просто полковая подружка. Почему бы тебе не открыть свой рот и не выплюнуть это? — Она поднесла к его носу пудовый кулак. — Твои зубы будут красиво парить в невесомости.
— Я тоже могу с тобой справиться, знаешь ли.
— Нет, не можешь. Даже с помощью твоего лука и копья. Дикарь!
