– Пусть я ничего не помню, – тихо продолжала она, – но ведь я вспомнила главное, Макс. Я вспомнила, что значит любить тебя.
Он открыл рот, но молчал, как будто не в силах говорить. Надежда шевельнулась в ее душе, и Мари робко взглянула на него.
Может быть, он не так уж и недоволен ею. Может, эта ночь оставила в нем такой же глубокий след, какой оставила в ней, просто он не показывает этого.
Сомнения оставили ее, и она добавила:
– И я теперь почти боюсь вспоминать.
Он напрягся, и ей опять показалось, что он готов броситься к ней.
И опять она ошиблась.
Он будто бы сдерживал себя, вцепившись в свой саквояж.
– Почему, милая? – выговорил он. – Почему?
– Я боюсь... – Она помолчала. – Боюсь, что, вспомнив прошлое, то, что было со мной до несчастья, я тут же позабуду все, что случилось после. Если вернется прежняя Мари, что... станет со мной, новой Мари?
– Нынешняя Мари, – ответил он, – не так уж сильно отличается от прежней.
– Ты хочешь сказать, мои нынешние чувства не изменятся? Они останутся со мной? Да, Макс?
Оторвавшись от саквояжа, он переместился к ней, молча обнял ее и поцеловал ее волосы. Мари обвила его руками и прижалась щекой к его груди.
– Да. – Его голос прозвучал глухо и надтреснуто, он был точно таким, каким она помнила его этой ночью. – Они всегда будут с нами... пока ты мне жена, а я тебе муж.
Эти простые слова наполнили ее несказанной радостью.
Мрак сомнении развеялся, и солнце надежды озарило даль будущего.
Услышав биение его сердца, Мари уже не спросила, куда он везет ее.
Впереди у них жизнь. Неважно, где они проживут ее, главное, что они всегда будут вместе.
Арману ле Бону никогда не доводилось бывать в Луирете. Этот городишко к югу от Парижа с его грязными, -плохо вымощенными улицами и сонной, затхлой атмосферой не относился к числу дорогих его сердцу мест. День постепенно переходил в вечер, и базарная площадь пустела: крестьяне катили свои тележки с зеленью, молоденькие служанки и степенные буржуазки с корзинами, из которых выглядывали длинные булки, кувшины с вином и сырные головы, тянулись к своим домам. Пастух пригнал с лугов городское стадо, и эта разношерстная блеющая, мычащая и мекающая компания на полчаса запрудила узкие улицы Луирета.
Хлопая ставнями, закрывались лавки; торговцы и ремесленники, один за другим минуя базарную площадь, скрывались за тяжелой дверью местной гостиницы, что сияла своими недавно вымытыми стеклами и белой штукатуркой. Из трубы подымался дым, тая в багряном золоте вечернего неба. Сотня ярдов отделяла Армана от этой двери, но каждый раз, когда она открывалась, ему казалось, что он слышит запах жарящегося барашка и только что испеченного хлеба.
И каждый раз его желудок откликался на запах. Арман сидел в толпе мужчин – их было человек тридцать, – собравшейся на каменных ступенях городского источника. Широкие ступени образовывали некое подобие террасы, уходившей вверх к источнику, представлявшему собой фонтан, блестящие брызги которого омывали подножие статуи Людовика IX. Как и в большинстве провинциальных городов, луиретский фонтан служил традиционным местом посиделок и мелкой торговли. Вот и сегодня среди собравшихся здесь толкалось с десяток странствующих торговцев и путешественников, а среди них четверо, которые были совсем не теми, за кого себя выдавали.
Арман и трое его сопровождающих довольно вяло участвовали в разгоравшемся споре о том, сколько же, в самом деле, луиретских юношей следует отправить в ополчение. Они главным образом следили за выходившими на площадь дорогами.
Да, подумал Арман, снова обратив взгляд на крытое соломой здание гостиницы, этот Луирет являет собой прямо-таки буколическую картинку гармонии и счастья. Подобные картинки можно увидеть в книжицах для хороших детей.
Не самое подходящее место, чтобы встретить свою смерть.
У него перехватило дыхание. Отогнав досадную мысль, он проследил взглядом за каретой, въехавшей на площадь. За эти два дня через нее проехала по меньшей мере дюжина всевозможных экипажей, но ни в одном из них не было его сестры. Он уже подумывал о том, не ошибся ли Холкрофт относительно пути, которым должен был следовать д'Авенант. Что если та достоверная информация, которой снабжает их англичанин-предатель, не деле окажется не столь уж достоверной?
Господи! Ведь вполне может быть, что Мари в эти минуты пересекает Ла-Манш и до нее уже не добраться. Страшно подумать, какие страдания, должно быть, переживает она сейчас.
А он сидит здесь и не может помочь ей.
Карета свернула к гостинице, остановилась. Кучер спрыгнул с козел и открыл дверцу, выпуская своих пассажиров. Из кареты вышла дама в элегантном зеленом плаще. Ее профиль был скрыт капюшоном.
Арман почувствовал, как его толкают в бок.
– Она? – Рядом сидел Шабо. Арман покачал головой.
– Вряд ли.
Лица женщины он не видел, но ее шелковое одеяние и та грация, с которой она, опершись на руку кучера и выставив ножку в изящном башмачке, ступила на землю, совсем не вязались с образом Мари.
