работал. Одна фраза, сказанная им, прозвучала вполне отчетливо.
Он тебе не муж.
– Мари! – отчаянно прошептал Макс.
Она оторвала взгляд от мужчины, так походившего на нее, и увидела красивое лицо, которое уже стало ей родным, серебристое мерцание знакомых глаз...
– Макс...
– Милая, если ты любишь меня, сделай, как я сказал.
Огонь, пылавший в его глазах, и его твердый голос победили одолевшие ее сомнения и страхи. И она сделала свой выбор.
Она выбрала его, которого любила.
– Нет! Постой. Мари!
Не обращая внимания на слова незнакомца, она проскользнула мимо него и быстро прошла к двери.
Мари послушалась его. Макс перевел дух. Сердце неистово колотилось в груди. Рубашка, намокшая от пота, прилипла к телу. Впервые за все это время он порадовался тому обстоятельству, что амнезия Мари была столь глубокой.
Она не вспомнила даже своего брата.
– Гаденыш, – прорычал юноша. – Они пристрелят тебя. Ты и шагу сделать не успеешь. Я прошу Господа только об одном: чтобы смерть твоя была долгой и мучительной.
– И я рад познакомиться с вами, ле Бон, – ответил Макс, продолжая держать свой нож под ребрами Армана. Ярость душила его. Вот человек, благодаря которому страдает Джулиан. Это он заставил Мари создать соединение. Он затеял сделку с военными, желая сорвать на этом куш.
– Для тебя, д'Авенант, все кончено. Так позволь же спасти хоть ее.
– Ну да, как же. Ведь вы так мило заботились о ней все это время. – Раздираемый между желанием хорошенько врезать этому негодяю и необходимостью уберечь Мари, он свободной рукой нащупал саквояж, стоявший рядом на стуле. В запасе у него оставались считанные минуты. Или секунды.
– Черт! Да подумай же ты! Ведь ты погубишь ее!
– Только не пытайся убеждать меня, что тобой движет забота о сестре. – Не сводя глаз с ле Бона и ножа, он порылся в саквояже и, вытащив оттуда черную цилиндрическую штуку размером с пивную кружку, поставил ее на стол. – От кого вы узнали, что мы остановимся здесь?
– От того же, от кого знаю, Что жить тебе осталось недолго и Англии не видать как своих ушей.
Макс достал второй цилиндр.
– Отвечай.
– Догадайся сам.
Вторую гладкую черную штуковину Макс пустил по полу, и она покатилась к стойке.
– Рад был встретиться с вами, ле Бон. – Он вынул пистоль. – Но к сожалению, эту чудную беседу придется отложить до лучших времен.
Он прицелился и – выстрелил.
Но не в ле Бона, а в ту штуковину, что катилась по полу.
И в дребезжащем гомоне переполненного людьми зала раздался глухой взрыв. Пуля разорвала черный цилиндр, и он выплюнул облако черного удушливого дыма. Трактир потонул в криках и визге, а Макс развернулся и прострелил второй. Люди вскакивали из-за столов, стаканы и тарелки летели на пол.
Сунув разряженную пистоль в карман, он отшвырнул ле Бона в сторону и схватил свой саквояж. Вздымающееся облако дыма обволакивало зал, погружая его в мрак и хаос. Прошло лишь несколько секунд, но уже ничего не было видно, и невозможно было дышать.
Задыхаясь и кашляя, Макс вытащил из-за пазухи вторую пистоль и направился к двери. – Нет! Погоди!
Ле Бон, слепо шаря руками в темноте, схватил Макса за плечо. Но Макс выдвинул локоть, всадив его юноше в живот.
Ле Бон, давясь и задыхаясь, ухватился за его пистоль.
Макс сражался, пытаясь высвободить пистоль. На выстрелы уже бежали вооруженные солдаты. Он слышал их сердитые крики: толпа, рвавшаяся наружу, заблокировала дверь, не давая им войти.
Арман сжимал ствол пистоли. Макс резко развернулся и, сделав выпад коленом, снова ударил юношу в живот, и тот, вскрикнув от боли и изумления, разжал руку. Пистоль выпала и выстрелила. Юноша отлетел к стене.
Макс слышал, как он рухнул на пол. Не видя ничего вокруг, Макс шарил руками по полу, пытаясь найти свой саквояж, и едва не споткнулся об него. Схватив его, он побежал, с трудом пробираясь сквозь толпу обезумевших людей, которые метались по залу в поисках дверей и окон.
Ему показалось, что прошла вечность, пока он, ничего не видя и держась за край стойки, продвигался вдоль нее. Обогнув ее наконец, он оказался в единственном свободном от людей пространстве и бросился к двери, за которой была лестница.
Дым должен был скоро рассеяться. Здесь, в этой части зала, уже начинало проясняться.
Перескакивая через две ступеньки, он помчался наверх. Он почти миновал пролет, когда в царящем
