даже, что он собирается на ней жениться…
– Которая это будет по счету?
– Не сосчитать.
– Нет, можно подсчитать, – отозвался Бальб. – Будьте добры, считайте по пальцам вместе со мной: первая – Юния Клавдилла, вторая – Друзилла, третья – Агриппина, четвертая – Ливилла…
– Не болтай, это не жены. Это сестры.
Бальб и не думал останавливаться:
– Это жены. Хотя и не по закону. Понимаешь ли, законом все не охватить, и для императора он не подходит. Я продолжаю: пятая – Энния, шестая, вероятно, Ливия Орестилла, а сколько их еще будет впереди, едва ли это известно Сивилле Пренентской.
– У нас для счета остаются еще две руки и две ноги, – острила Волюмния.
– А что Макрон? – спросил Кар.
– Управляет за больного императора.
– Луций Курион, говорят, стал правой рукой императора? – спросил Фабий.
– Да, – сказал Апеллес. – Его слово очень много значит для императора.
Фабий процедил сквозь зубы:
– Как быстро приручили бывшего республиканца.
– Ну и что? Какую роль это играет сегодня, Фабий? Восстановленная республика не была бы лучше, – заметил Мнестер. – Скоро соберется народное собрание. Разве это не республика?
– До сегодняшнего дня выборы еще не объявлены, – сказал скептически Бальб. – Так что я не знаю…
Ах! Этот Бальб! Обязательно он должен добавить ложку дегтя в бочку меда. Вот противный!
Все потянулись к чашам. Разговорились о том, как начнут выступать после того, как Апеллес и Мнестер добьются императорского разрешения. Фабий загорелся, как лучина с энтузиазмом говорил о своих планах. Остальные не отставали от него.
Апеллес подошел к Фабию и шепнул тихо:
– Я не хочу тебе портить настроение, дорогой, но боюсь, что с императором мы не договоримся. Ведь ты знаешь, как он смотрит на трагедию.
Квирина увидела, как сразу же погас энтузиазм Фабия. Он взял кружку, наполненную до краев вином. И больше уже не говорил.
Вино всех околдовывало, оно заставляло забыть о повседневных заботах.
Ночь уходила, до рассвета было недалеко.
Квирина наблюдала за Фабием и видела, как он не выпускал из рук кружку.
– Ну довольно, милый, – попросила она его.
Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом и надрывно проскрипел:
– Трагической роли у меня не будет! Ничего не поделаешь! Гони Фабий!
Запряги осла в телегу, положи под брезент груду дурацких шуток и поезжай по деревням. – Он громко крикнул:
– Фарс – наша жизнь!
У Квирины сжалось сердце. Она взяла его за руку:
– Иди, иди спать!
Он вырвался и крикнул:
– Не хочу! Я останусь здесь!
– Пойдем. Тебе нужно выспаться, ты много выпил.
– Я знаю, что мне нужно! Мне нужно пить! – зло кричал он.
– Пить! – отозвалось несколько голосов.
Она повела его к винограднику, а он продолжал сопротивляться.
– Никуда я не пойду! Оставь меня, ты, Ксантипа! Поди прочь! Убери, руки, говорю тебе!
– Пойдем. Уже поздно! Ночь!
Она подталкивала его на пригорок, где стояла их палатка.
На полдороге он споткнулся и упал. Так и остался сидеть на земле.
– Я хочу увидеть Рим! Где Рим, Квирина?
– Для этого надо подняться еще немного выше. Оттуда ты его увидишь. – уговаривала она Фабия. как ребенка. С большим трудом ей удалось его поднять.
Снизу неслось пьяное пение.
