Тиберий прервал его:
– На будущее запомни: я не люблю, когда ты врываешься ко мне, как бык на арену. – Он легонько усмехнулся. – И уважай философов, невежда.
– Ради благосклонных богов прости мне мою опрометчивость. Но я галопом примчался из Рима. У меня такое известие из сената!
– Ты еще будешь приносить мне новости из сената? На что же в таком случае Макрон? Мой единственный, незаменимый? – с иронией спросил император.
– Макрон приедет только завтра. Ты вообрази, что произошло. Префект эрария сообщает в Acta Diurna, что Луций возвращается из Сирии на родину.
– Какой Луций?
– Луций Геминий Курион, помощник легата Вителлия.
Старик натянул шерстяной плащ, прикрыл глаза и задумался. Курионы.
Республиканское гнездо. Все им покоя не дает их прадед Катон со своей республикой. Сын Сервия – мой солдат. Макрону следовало бы поближе приглядеться к этой семейке.
– И римский сенат будто бы хочет воздать ему особые почести. Луцию!
Этому ничтожеству!
'Сенат? – подумал император. – Это, очевидно, Макрон. Безусловно, Макрон!'
– Почему они не сделают его сразу легатом? – с ехидством продолжал Гай. – Почему не консулом? Кто- то пробивает ему путь. Но кто?
Император не слушал. Он был занят своими мыслями. 'У Макрона есть голова на плечах. Рабская, конечно, но работает хорошо. Он определенно знает, для чего ему это нужно'.
Император открыл усталые глаза. Калигула стоял перед ним насупленный, бледный, глаза его болезненно горели, в них было упрямство. Говорил он с усмешкой, и за обычным раболепием проглядывали дерзость и злоба.
– Он будто бы отличился в битвах и в дипломатических переговорах с парфянами, проявил мужество и доблесть. – Насмешливый голос Калигулы стал грубым. – У девок, наверно. В бою он всегда был первым… Но в каком бою, если… если во всей империи царит мир? В пьянстве, верно, всех превзошел.
Фи! Твой сенат еще раз заслужил signum stupiditatis[23].
– Я не люблю, когда ты орешь, как пастух, – произнес император. – Неужели и ты нахватался от Макрона всей этой гадости. Что за дурные привычки?
Но остановить Гая было уже невозможно.
– Он получит золотой венок, а? Я, я его не получил, а этот негодяй Луций получит? Позор! И это умышленно делается! – кричал Калигула, так что жилы вздувались у него на висках. – Да разве Луций Курион благороднее меня? Сенат грубо оскорбил и опозорил твоего внука, цезарь!
– В чем же оскорбление, если награжден будет Луций Курион? – сухо поинтересовался император.
– Я ненавижу его! – выкрикнул Калигула.
– О, это аргумент, и, безусловно, достойный наследника императора, – саркастически произнес Тиберий. – Потому что он всегда опережал тебя в гимнасии, дальше метал копье, смеялся над твоей робостью.
– Да, он насмехался надо мной. Он унижал меня перед всеми. И перед Клавдиллой…
– Не притворяйся, будто ты любил Клавдиллу! Ты замучил свою жену.
Стыдись! Ты мелочен, Гай Цезарь. Так не должен чувствовать, думать и говорить будущий император.
– Все оттого, – торопился Калигула, – что ты десять лет держишь меня тут взаперти! Оттого, что ты отстраняешь меня от государственных дел и говоришь со мной, как с ребенком. Ты даже в Рим не хочешь меня пускать! А если и пускаешь, так на несколько жалких часов, да еще и соглядатаев посылаешь…
Тиберий вставил:
– Но сколько мерзостей ты успеваешь натворить за эти несколько часов!
У тебя, пожалуй, слишком много денег…
– Это мои деньги, мое наследство, – отрезал Калигула и продолжал со страстью:
– Почему ты не пошлешь меня легатом в провинцию? Солдаты любят меня. Это они прозвали меня Калигулой. Солдаты преданы мне так же, как и моему отцу Германику…
Безо всякого выражения Тиберий повторил свой всегдашний лицемерный ответ:
– Как же мне, старику, стоящему на краю могилы, лишиться тебя? И, кроме того, здоровье твое не таково, чтобы с легкостью переносить тяготы солдатской жизни. И зачем тебе покидать покинутого? – А про себя подумал:
'Что ж мне, оставить тебя в Риме или послать куда-нибудь и самому усугубить свой позор?' – Вслух же произнес иронически:
– Ты мечтаешь о триумфе? Не спеши. У тебя впереди триумф более пышный – ты займешь мое место. Ты ведь прекрасно знаешь, что величайшая честь – быть римским императором – не уйдет от тебя!
Калигула это знает. Старик его унижает, пренебрегает им, ни в грош его не ставит, но признает, что Калигула унаследует власть. Калигула, хотя и бредит славой, вцепился в старика сильнее клеща. Он постоянно настороже, дабы кто-нибудь другой не успел захватить власть, когда старик угаснет, и он
