Анит почувствовал неприязнь, даже отвращение к сегодняшнему судебному разбирательству. Нельзя ли отменить суд? Притвориться больным? Выдумать срочный отъезд? Неблагоприятное предсказание? Нет, нет. Я не должен отступать.
Взор его упал на статую Афины. Он и тебя оскорблял, когда – как мне сказал сын – перечислял в гимнасии, сколько есть Афин! Благослови же меня и укрепи! Сегодня вечером я принесу тебе за это жертву…
Чего я, собственно, боюсь? Когда осудим его – все от него отвернутся, начнут валить на него самое худшее, правду и клевету – и конец любви афинян к их любимцу! Или любовь их потеряю я? Да пользуюсь ли я ею?
– Махин! – позвал он раба. – Анисовки! И – в большой чаше!
Аполлодор сидел за столом над кружкой молока; мать стояла рядом. Озабоченно наблюдала за лицом сына – по щекам его текли слезы. Мать погладила его по голове.
– Не плачь и ешь, – сказала. – Увидишь, все кончится хорошо.
Аполлодор разрыдался, как дитя.
– Не была ты на агоре! Не читала объявление архонта басилевса! Ничего ты не знаешь, мамочка!
– Не плачь, сынок. Он наверняка докажет свою невиновность. Гелиэя, несомненно, оправдает его…
А юноша кричал:
– Страшно, что такого человека вообще можно предавать суду! Такого праведника!
– Ну не плачь, мальчик мой. Если он праведный человек – ничего дурного с ним не может случиться.
Но Аполлодор не успокаивался. Вскипел:
– А откуда мне знать, праведны ли те, кто будет его судить? Кто его обвиняет? Приживальщик Мелет, хамелеон Ликон и мстительный Анит!
– Заклинаю тебя Герой, молчи! Знаешь ведь, сколько в Афинах сикофантов… Услышат, донесут, и на суд потащат тебя…
Аполлодор немного притих.
– Но, мама, я не один так думаю. Эти мысли так и носятся вокруг – как же мне избавиться от них? Вчера, впервые за все время, что я знаю Сократа, я увидел у него печальные глаза…
Сократ со своими поднялся на холм ареопага, к самому входу для судей. По дороге женщины говорили мало, народ, окружавший их, тоже. Сократ начал было рассказывать веселые истории из своей молодости, но никто не засмеялся, и он умолк и шел молча, лузгая семечки.
На вершине ареопага его ждали Лампрокл с дедом и группа друзей. Все они были тут, близкие ему и дорогие. Он весело поздоровался с ними:
– Будьте счастливы, милые! Как славно, что вы пришли разделить со мной эти часы…
– Часы незаслуженного унижения! – взорвался Антисфен.
– Нет, нет, дорогой. – Сократ сжал ему плечо. – Чтить закон – долг каждого гражданина. – Он обернулся к женщинам. – Вверяю вас обеих и Лампрокла моим друзьям. Они отведут вас вон на тот выступ холма, оттуда вы хорошо все увидите и услышите. То место отведено для родственников.
– Нет! – крикнула Ксантиппа. – Жена имеет право сопровождать мужа и на суде! Разве ты умеешь защищать себя? Других – да, а себя – нет! Кто будет просить за тебя, если не я… если тебя осудят?..
– Но, Ксантиппа, разве могут осудить Сократа? – вмешался Федон.
Плач. Причитания. Жалобы. Просьбы. Все напрасно – Сократ не уступил.
– Со мной пойдут только Критон и Платон… – Тут он заметил умоляющий взгляд Аполлодора, взял его за руку и добавил: – И ты, мой маленький.
Ксантиппа кричала:
– Я хочу с тобой! Я имею право! Я должна просить за тебя!..
Друзья окружили ее, Мирто и Лампрокла, приготовившись отвести их на выступ под названием «Стол Солона».
– Неужели ты даже не попрощаешься со мной? – всхлипнула Ксантиппа.
Сократ поцеловал обеих женщин, сына и улыбнулся:
– Да ведь мы еще увидимся.
Они ушли. Ксантиппа причитала. Глаза Мирто были полны слез. Сократ остался с тремя друзьями.
Один из скифов почтительно указал ему камень, предлагая сесть в ожидании вызова.
– Садись, братец, сам, – ответил Сократ. – Я люблю стоять.
Толпы народа растекались по возвышенности, опоясывающей природный амфитеатр ареопага, на котором были отведены места для дикастерия– одной десятой части пятитысячного собрания верховного народного суда, гелиэи. У входов к этим огороженным местам была самая сильная толчея. Присяжные, выбранные по жребию на сегодня, толкались и теснились совершенно напрасно: входы были еще закрыты, перед ними стояла стража.
– О Геракл! Я потерял свой пинакий… Отодвиньтесь! Помогите же искать! Ведь это целых три обола!
