мужчины любят тебя за внешность – это тягостно, а часто даже противно!
– Но ты и с теми, в чьей любви не нуждаешься, разговариваешь сладко…
– Верно, – кивнул Алкивиад. – Не умею я вызвать к себе неприязнь, быть с людьми кусачим и язвительным. Но уж если кто меня взбесит – могу так отдубасить, что тот своих не узнает; зато на другое утро – я уже у него, готов донага раздеться и просить, чтоб он меня отхлестал кнутом в отместку…
Сократ молчал. Обмакнув палец в вино, рисовал на столе Эрота с луком и стрелами. Заметил на висках Алкивиада набрякшие жилы. Какой человек, мой милый Алкивиад! Хищный зверь – и вместе кроткий ягненок…
– Я не умею стать неприятным даже собственной жене. Любит она меня. Говорит – до безумия…
– То-то сбежала от тебя к своему брату, – злобно заметил Критий.
– Ах да, – вздохнул Алкивиад. – Хочет довести меня до того, чтоб я не смотрел на других женщин и сходил бы с ума от любви к ней одной, как она сходит с ума по мне… – Он повернулся к Сократу. – Скажи сам, дорогой, разумно ли, что Гиппарета хочет запретить мне ходить к Феодате и другим гетерам? А почему мы, мужчины, посещаем гетер? Потому что находим у них то, чего нет у нас дома…
И он стал развивать мысль: жена должна быть не просто самкой, но и другом мужа, с которым тот мог бы говорить обо всем, как с мужчинами.
– У гетер нередко можно рассуждать о разных вещах даже лучше, чем на пирушках, на которых хозяин усердно потчует тебя жарким, паштетами, вином, а то и живым мясцом… Начинается шумное веселье, шутки, приходят фокусники – и тогда всякое разумное слово воспринимается как очередной фокус. Меж тем как у гетер…
– Остановись, Алкивиад, – сказал Сократ. – Что хочешь ты скрыть под этой речью?
– Я отстаиваю свое право на выбор! А моя ревнивая Гиппарета воображает, будто по причине безумной любви ко мне вправе стать моим тюремщиком…
– Алкивиад говорит о безумии! – усмехнулся Критий. – Но лишь в отношении других…
Сократ спросил:
– В чем, Алкивиад, видишь ты безумие любви Гиппареты?
Алкивиад как-то сник, на лице его появилось страдальческое выражение:
– Она и впрямь обезумела. Подала архонту требование о разводе. Сегодня я должен предстать перед судом.
– И ты спокойно сидишь тут с нами вместо того, чтоб идти на суд и защищаться?! – изумился Сократ.
– Я защищаюсь здесь, перед тобой, Сократ. Мне очень важно, чтоб ты знал, как я с ней мучаюсь.
– Мучаешься?
– Да, Сократ. Разве не безумие, что она судом хочет принудить меня, как собачонку, лежать у ее ног и каждый день клясться в страстной любви? Но этого она на суде не заявит. Будет без конца доказывать, какой я дурной, прикрывая этими словами угрозу и давление на меня. Насилие! Скажи, Сократ, сколько раз предостерегал ты нас от насилия в делах любви?
Но Сократ осведомился:
– А ты – не любишь жену?
В калитке показался запыхавшийся судебный служитель и передал Алкивиаду повеление судьи: немедленно явиться в зал суда.;
– Твоя супруга, как предписывает закон, лично вручила судье требование о разводе… Теперь она и судья ждут с нетерпением, когда ты наконец явишься для разбирательства…
Тут недобрый вестник взглянул в лицо Алкивиада и в страхе попятился.
– Постой, приятель! – остановил его Алкивиад. – Передай судье, что я не явлюсь. Ну чего же ты ждешь? Повторять мне, что ли?!
– Я искал тебя в твоем доме, и, пока нашел здесь, прошло много времени… Если все-таки пойдешь на суд – дело-то серьезное, – так поторопись… – пролепетал служитель.
– Это ты поторопись передать судье мои слова, не то я разобью этот кувшин о твою голову! – крикнул Алкивиад.
Сократ строго посмотрел на своего ученика:
– Разве тот, кто хочет править государством, не обязан быть образцом послушания закону?!
Алкивиад не отвечал; мысленно он следовал за служителем. Вот теперь тот, наверное, вышел из Алопеки, теперь входит в город, пересекает Мелиту…
Между тем в зале суда Гиппарета, в невыразимом напряжении ожидавшая мужа, почувствовала себя дурно. Принесли воды, охладили ей виски, судья исчерпал уже все слова ободрения. Он больше не надеялся на то, что Алкивиад все-таки явится, и устал выдумывать все новые и новые утешения. Сейчас он и сам в них нуждался. Знал – Алкивиаду предстоит вскоре стать во главе государства, а он, несчастный архонт, не сумел помирить его с женой, как то следовало и надлежало…
Алкивиад не ответил на уговоры серьезные – Сократа и ехидные – Крития подчиниться закону и отправиться в суд. Вместо этого он набросил на плечи хламиду, сколол ее пряжкой и пустился в танец… Танцуя, дошел он до калитки и весело помахал друзьям на прощание.
Когда он скрылся из виду, Критий промолвил:
– Ужасный человек. Даже не дождавшись развода, помчался к гетерам праздновать это событие…
