случае ваш дед решил, что в будущем будет правильным и наилучшим оставить все состояние вам. Ваша мать, миссис Норт, получит только часть ценных бумаг. Господин Ларсен и миссис Кокс имеют раннюю договоренность об этом. Эта голубая папка для вас. Здесь подсчеты всего состояния мистера Ларсена, которое на сегодня составляет почти два с половиной миллиарда долларов.
— Что? — спросила ошеломленная Бретт.
— Сумма звучит несколько подавляюще, но все в вашем распоряжении. По этому отчету вы сможете провести подсчет сами. В следующий раз мы смогли бы пройтись конкретно по всем пунктам, — сказал Джефри.
— Джефри, позвольте мне быть с вами откровенной. Со дня нашего последнего разговора в Париже у меня не появилось склонности к большому бизнесу, и я не способна сейчас об этом думать.
— У вас сейчас нет необходимости решать какие-то сложные задачи. На сегодня требуется только, чтобы вы взяли папку. В соответствующее время вся содержащаяся в ней информация будет вам ясна. Вы прекрасно справляетесь со своим собственным делом и, возможно, в будущем вам станут понятны и эти разработки. Ваш дед надеется, что именно вы займете главенствующее положение. Он думает, что управление «Ларсен Энтерпрайсиз» перейдет в способные руки. Но все эти разговоры отложим до лучших времен.
— Хорошо.
У нее пульсировало в голове, словно дьявол стучал изнутри острым металлическим молотком.
— Не забудьте это, — сказал Джефри, подавая ей голубую папку. — Позвольте мне проводить вас до лифта.
Когда Бретт ушла, Джефри прошел вдоль ковровой стены конференц-зала, открыл темную дверь следующего кабинета и включил свет.
— Выключи! — рявкнул Свен Ларсен, все еще втиснутый в кожаное кресло, из которого он через глазок наблюдал за разговором с Бретт. — Она ведет себя так, словно сама сказочно богата, как будто для нее будет слишком большим беспокойством сохранить то, что я ей принес на бархатной подушечке! — кипел он, резко барабаня пальцами по спинке стула.
— Ваша внучка достаточно самостоятельна и обеспеченна, мистер Ларсен. Она хорошо изучила свое дело и занимается им успешно, — сказал Джефри бестелесным голосом из затемненной части комнаты.
— Делать снимки, рисовать картинки — ax! Как ты можешь называть эти вещи профессией! Никому не нужны эти снимки! В создании снимков нет ни силы, ни могущества! — Свен на мгновение задумался, затем продолжал ядовито:
— Кажется, она не такая бесхребетная, хныкающая проститутка, как ее мать, но я не желаю видеть, как все, что я построил своей кровью, взорвется и разрушится, как замок на песке! «Ларсен Энтерпрайсиз» должна остаться в руках Ларсенов. Джефри, я наблюдал за тобой на притяжении десяти лет. Ты приятен внешне, умен, упорен. Ты делаешь невозможное. Ты очень похож на меня.
— Спасибо, мистер Ларсен, — скромно сказал Джефри.
Заговорщическим тоном Свен продолжал:
— Однажды моя внучка станет очень богатой. Симпатичный мужчина должен жениться на такой женщине, чтобы иметь детей. Сыновья от такой женщины будут гарантией его будущего. — Их голубые глаза встретились. — Я ясно все сказал? — заключил Свен.
— Достаточно ясно, мистер Ларсен. Джефри попрощался и вышел из комнаты. Он быстро направился в свой кабинет, резко открыл ящик стола, вынул последнее, без отметок, досье, затем покопался среди скоросшивателей и достал закрытую стальную коробку. Затем перенес папку, коробку и блокнот со стола на черный диван и с торжеством открыл коробку.
Джефри хранил в ней вырезки из газет, — каждая была упакована в пластик.
— Я достану тебя, ублюдок… Я отдам их тебе все, и ты больше не протянешь.
Он взял ручку, поставил дату на желтом листке и принялся писать.
«О чем можно так долго разговаривать?» — подумала Бретт.
Все кроссворды трех выпусков ежедневных газет были решены. Сконцентрировавшись на словах и крошечных квадратиках, она отвлекала себя от представления ужасных картин. Она встала и еще раз обошла здание по кругу. Бретт выучила все заметки на стенах.
Доктор Хатауэй сказал, что операция назначена на семь часов утра и займет четыре-пять часов, если все пройдет без осложнений. Но в четверть первого еще ничего не было известно.
Бретт была в больнице с шести утра, смогла пожать руку Лилиан, когда ее везли в операционную. Лилиан выглядела мертвенно-бледной.
— Я буду с тобой, когда ты проснешься, — сказала Бретт, целуя тетку в лоб.
— Я знаю, дитя мое, — еле слышно проговорила Лилиан.
Дежурные сестры были очень учтивы, но не могли ничего сообщить о том, что происходит в операционной.
Бретт пыталась держать себя в руках, но минуты шли, и ее волнение все возрастало. Через час Бретт выглянула и заметила Джефри Андервуда, входящего в зал ожидания.
— Что вы здесь делаете? Что-то случилось с моим дедом?
Сейчас любая неожиданность наводила Бретт на самые худшие мысли.
— Ничего серьезного. Ваш дед сообщил мне, что его самолет задержался в Токио. Могу я вам чем- нибудь помочь? — спросил он, присаживаясь рядом.
— Только если узнать, что с ней. Операция длится очень долго.
Ей было необходимо выговориться, и Джефри слушал ее с большим вниманием, иногда вставляя необходимые слова сочувствия. Выговорившись, она замолчала, а Джефри так и остался сидеть рядом с ней.
В четверть третьего доктор Хатауэй вышел к посетителям. Бретт сорвалась со своего места. Он положил ей руку на плечо:
— Ваша тетушка — настоящий солдат. Операция прошла ровно, и она сейчас в реанимации. Через два- три часа ее привезут в палату, и мы позволим вам заглянуть к ней.
— А что так задержало? — спросила Бретт.
— Мы получили заменяющие артерии только сегодня утром, и поэтому график операции сдвинулся. Миссис Кокс попала в операционную после десяти утра.
Бретт пыталась проглотить слезы, бегущие по лицу, Джефри протянул ей носовой платок.
— Все хорошо, мисс Ларсен. Почему бы вам не поесть немного? — Доктор Хатауэй пожал ей руку. — Мне надо наверх, мы поговорим с вами завтра.
— Ой, Джефри, вы еще здесь. Я не хотела вас задерживать, — бормотала Бретт, только сейчас начиная воспринимать все происходящее вокруг.
— Это не беда. Кажется, операция прошла успешно и вы должны успокоиться.
— Спасибо. Я благодарна за ваше участие, но сейчас со мной все в порядке. Вам не надо терять со мной время, — сказала Бретт.
— Не хотите ли поесть? — спросил Джефри.
— Нет, я сейчас не могу. Я побуду здесь, — ответила она.
— Если мое присутствие больше не требуется, пожалуйста, позвольте мне просто побыть с вами.
Их глаза встретились. И Джефри остался с ней до позднего вечера. После семи часов ей на короткое время разрешили войти в кардиоблок к Лилиан. У нее было посленаркозное состояние. Она не могла еще говорить, поэтому Бретт взяла ее за руку и погладила по голове. Больничная рубашка Лилиан была оттянута вниз, и Бретт могла видеть яркую линию разреза, который начинался ниже горла. Снаружи он был соединен куском узкой прозрачной пленки.
В девять вечера Лилиан уже сидела на постели в подушках.
— Они хотят, чтобы я прокашлялась, но это дьявольски больно, — сказала она и посмотрела на Бретт. — Мне будет лучше, если ты пойдешь домой, дитя мое.
— Хорошо, я вернусь завтра утром.
— У вас за целый день во рту не было и маковой росинки, Бретт, — сказал Джефри, когда они ожидали лифт. — Позвольте мне пригласить вас пообедать.
— Не сегодня. Единственное, чего я хочу, — это спать… но в другое время мне было бы очень приятно
