грызть. «Ах, братец, уймите вашу охоту; еще разобьют что-нибудь!» Иван-царевич закричал на собак; они улеглись под столом, а сами всё на ухват смотрят да злобно рычат.
К утру расхворалась царевна пуще прежнего, охает, стонет. «Что с тобой, сестрица? — спрашивает брат. — Али нет от молока пользы?» — «Никакой, братец!» — и стала его посылать на мельницу. Иван-царевич насушил сухарей, взял с собой и собак и зверей своих и пошел на мельницу. Долго прождал он, пока время настало и растворились двенадцать железных дверей; царевич взошел внутрь, наскоро намел мучной пыли и только что успел выйти, как вдруг двери за ним захлопнулись, и осталась охота его на мельнице взаперти. Иван-царевич заплакал: «Видно, смерть моя близко!»
Воротился домой; змей увидал, что он один, без охоты идет. «Ну, — говорит, — теперь его не боюсь!» Выскочил к нему навстречу, разинул пасть и крикнул: «Долго я до тебя добирался, царевич! Уж и ждать надоело; а вот-таки добрался же — сейчас тебя съем!» — «Погоди меня есть, лучше вели в баню сходить да наперед вымыться». Змей согласился и велел ему самому и воды натаскать, и дров нарубить, и баню истопить. Иван-царевич начал дрова рубить, воду таскать. Прилетает ворон и каркает: «Кар-кар, Иван-царевич! Руби дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла». Он что нарубит, то в воду покидает. А время идет да идет; нечего делать — надо баню топить. Ворон опять каркает: «Кар-кар, Иван- царевич! Топи баню, да не скоро; твоя охота восемь дверей прогрызла». Истопил баню, начал мыться, а на уме одно держит: «Если б моя охота да ко времени подоспела!» Вот прибегает собака; он говорит: «Ну, двоим смерть не страшна!» За той собакой и все прибежали.
Змей Горыныч долго поджидал Ивана-царевича, не вытерпел и пошел сам в баню. Выскочила на него вся охота и разорвала на мелкие кусочки. Иван-царевич собрал те кусочки в одно место, сжег их огнем, а пепел развеял по чистому полю. Идет со своею охотою во дворец, хочет сестре голову отрубить; она пала перед ним на колени, начала плакать, упрашивать. Царевич не стал ее казнить, а вывел на дорогу, посадил в каменный столб, возле положил вязанку сена да два чана поставил: один с водою, другой — порожний. И говорит: «Если ты эту воду выпьешь, это сено съешь да наплачешь полон чан слез, тогда бог тебя простит, и я прощу».
Оставил Иван-царевич сестру в каменном столбе и пошел с своею охотою за тридевять земель; шел-шел, приходит в большой, знатный город; видит — половина народа веселится да песни поет, а другая горючими слезами заливается. Попросился ночевать к одной старушке и спрашивает: «Скажи, бабушка, отчего у вас половина народа веселится, песни поет, а другая навзрыд плачет?» Отвечает ему старуха: «О- ох, батюшка! Поселился на нашем озере двенадцатиглавый змей, каждую ночь прилетает да людей поедает; для того у нас очередь положена — с какого конца в какой день на съедение давать. Вот те, которые отбыли свою очередь, веселятся, а которые — нет, те рекой разливаются». — «А теперь за кем очередь?» — «Да теперь выпал жребий на царскую дочь: только одна и есть у отца, и ту отдавать приходится. Царь объявил, что если выищется кто да убьет этого змея, так он пожалует его половиною царства и отдаст за него царевну замуж; да где нынче богатыри-то? За наши грехи все перевелись!»
Иван-царевич тотчас собрал свою охоту и пошел к озеру, а там уж стоит прекрасная царевна и горько плачет. «Не бойся, царевна, я твоя оборона!» Вдруг озеро взволновалося-всколыхалося, появился двенадцатиглавый змей. «А, Иван-царевич, русский богатырь, ты сюда зачем пришел? Драться али мириться хочешь?» — «Почто мириться? Русский богатырь не за тем ходит», — отвечал царевич и напустил на змея всю свою охоту: двух собак, волка, медведя и льва. Звери вмиг его на клочки разорвали. Иван-царевич вырезал языки изо всех двенадцати змеиных голов, положил себе в карман, охоту гулять распустил, а сам лег на колени к царевне и крепко заснул. Рано утром приехал водовоз с бочкою, смотрит — змей убит, а царевна жива, и у ней на коленях спит добрый мо?лодец. Водовоз подбежал, выхватил меч и снес Ивану- царевичу голову, а с царевны вымучил клятву, что она признает его своим избавителем. Потом собрал он змеиные головы и повез их к царю; а того и не знал, что головы-то без языков были.
Ни много, ни мало прошло времени, прибегает на то место охота Ивана-царевича; царевич без головы лежит. Лев прикрыл его травою, а сам возле сел. Налетели во?роны с воронятами мертвечины поклевать; лев изловчился, поймал вороненка и хочет его надвое разорвать. Старый ворон кричит: «Не губи моего детенка; он тебе ничего не сделал! Коли нужно что?, приказывай — все исполню». — «Мне нужно мертвой и живой воды, — отвечает лев, — принеси, тогда и вороненка отдам». Ворон полетел, и солнце еще не село — как воротился и принес два пузырька, мертвой и живой воды. Лев разорвал вороненка, спрыснул мертвой водой — куски срослися, спрыснул живой водой — вороненок ожил и полетел вслед за старым вороном. Тогда лев спрыснул мертвою и живою водой Ивана-царевича; он встал и говорит: «Как я долго спал!» — «Век бы тебе спать, кабы не я!» — отвечал ему лев и рассказал, как нашел его убитым и как воротил к жизни.
Приходит Иван-царевич в город; в городе все веселятся, обнимаются, целуются, песни поют. Спрашивает он старуху: «Скажи, бабушка, отчего у вас такое веселье?» — «Да вишь, какой случай вышел: водовоз повоевал змея и спас царевну; царь выдает теперь за него свою дочь замуж». — «А можно мне посмотреть на свадьбу?» — «Коли умеешь на чем играть, так иди; там теперь всех музыкантов примают». — «Я умею на гуслях играть». — «Ступай! Царевна до смерти любит слушать, когда ей на гуслях играют».
Иван-царевич купил себе гусли и пошел во дворец. Заиграл — все слушают, удивляются: откуда такой славный музыкант проявился? Царевна наливает рюмку вина и подносит ему из своих рук; глянула и припомнила своего избавителя; слезы из глаз так и посыпались. «О чем плачешь?» — спрашивает ее царь. Она говорит: «Вспомнила про своего избавителя». Тут Иван-царевич объявил себя царю, рассказал все, как было, а в доказательство вынул из кармана змеиные языки. Водовоза подхватили под руки, повели и расстреляли, а Иван-царевич женился на прекрасной царевне. На радостях вспомнил он про свою сестру, поехал к каменному столбу — она сено съела, воду выпила, полон чан слез наплакала. Иван-царевич простил ее и взял к себе; стали все вместе жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.
№205 [113]
Слыхали вы о Змее Змеевиче? Ежели слыхали, так вы знаете, каков он и видом и делом; а если нет, так я расскажу о нем сказку, как он, скинувшись молодым молодцом, удалым удальцом, хаживал к княгине-красавице. Правда, что княгиня была красавица, черноброва, да уж некстати спесива; честным людям, бывало, слова не кинет, а простым к ней доступу не было; только с Змеем Змеевичем ши-ши-ши! О чем? Кто их ведает! А супруг ее, князь-княжевич Иван-королевич, по обычаю царскому, дворянскому, занимался охотой; и уж охота была, правду сказать, не нашим чета! Не только собаки да ястреба да сокола? верой-правдой ему служили, но и лисицы, и зайцы, и всякие звери, и птицы свою дань приносили; кто чем мастерил, тот тем ему и служил: лисица хитростью, заяц прыткостью, орел крылом, ворон клёвом.
Словом, князь-княжевич Иван-королевич с своею охотою был неодолим, страшен даже самому Змею Змеевичу; а он ли не был горазд на все, да нет! Сколько задумывал, сколько пытался он истребить князя и так и сяк — все не удалось! Да княгиня подсобила. Завела под лоб ясные глазки, опустила белые ручки, слегла больна; муж испугался, всхлопотался: чем лечить? «Ничто меня не поднимет, — сказала она, — кроме волчьего молока; надо мне им умыться и окатиться».
Пошел муж за волчьим молоком, взял с собой охоту; попалась волчица, только что увидела князя-княжевича — в ноги ему повалилась, жалобным голосом взмолилась: «Князь-княжевич Иван- королевич, помилуй, прикажи что — все сделаю!» — «Давай своего молока!» Тотчас она молока для него надоила и в благодарность еще волчоночка подарила. Иван-королевич волчонка отдал в охоту, а молоко принес к жене; а жена было надеялась: авось муж пропадет! Пришел — и нечего делать, волчьим молоком умылась, окатилась и с постельки встала, как ничем не хворала. Муж обрадовался.
Долго ли, коротко ли, слегла опять. «Ничем, — говорит, — мне не пособишь; надо за медвежьим молоком сходить». Иван-королевич взял охоту, пошел искать медвежьего молока. Медведица зачуяла беду, в ноги повалилась, слезно взмолилась: «Помилуй, что прикажешь — все сделаю!» — «Хорошо, давай своего молока!» Тотчас она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила. Иван-королевич опять возвратился к жене цел и здоров. «Ну, мой милый! Сослужи еще службу, в последний раз докажи свою дружбу, принеси мне львиного молока — и не стану я хворать, стану песни распевать и тебя всякий день забавлять». Захотелось княжевичу видеть жену здоровою, веселою; пошел искать львицу.
