слово.
— Что, тебя одного? Помявшись, он ответил:
— Нет, все работали. И он тоже! Но с одного меня глаз не спускает! И придирается только ко мне!
Мэйбл подъехала к своему дому и только потом взглянула на сына.
— Я хочу, чтобы ты кое-что уяснил, дорогой. Если с тобой будут обращаться хуже, чем с остальными ребятами, обязательно мне скажи. Но не вздумай хныкать только потому, что тебе, видите ли, не нравится работа или тебя, по-твоему, обижают. Не делай из Гарда злодея, а из себя невинного младенца! И заруби себе на носу, если я узнаю, что ты не слушался или работал спустя рукава, я с тебя шкуру спущу! Ясно?
В ответ она ожидала чего угодно, но только не яростного взрыва.
— Почему ты его защищаешь? Ведь я твой сын, ты должна быть на моей стороне! Только потому, что этот идиот полицейский был когда-то твоим дружком, ты решила, что я тебе все вру! А он на тебя и смотреть-то не хочет! Ты ему теперь до лампочки! С папашей Фрэнсиса и мамашей Мэтью он любезничал, а на тебя даже не взглянул. Нужна ты ему очень! Так что зря его дожидалась!
Алан выскочил, хлопнув дверцей, и в несколько прыжков очутился за домом, где между высокими деревьями висел гамак. Мать прекрасно знала, что при желании найдет сына на заднем дворике.
Но желания не было. Она вышла из машины и поднялась на крыльцо. Там стояли две качалки. Блестящие, новенькие. Подарок родителей на новоселье, когда въехала в этот дом. Мэйбл села, обхватив руками колени.
Как это сын догадался, что она и вправду медлила уезжать со стоянки, потому что надеялась еще раз поговорить с Гардом? Неужели это настолько бросалось в глаза? Ей действительно хотелось, чтобы он обратился к ней, хотя бы рассказал, как прошел первый трудовой день мальчишек, если уж нет другого повода для разговора.
Ожидания оказались тщетными… Похоже, сын прав — для Гарда она пустое место. Ему легче притвориться, что он ее в упор не видит, чем о чем-то с ней говорить.
Может, всем будет легче, если вообще забыть дорогу к полицейскому участку? Стоит только заикнуться, и Дороти — добрая душа — впредь сама будет отвозить Алана и забирать его. Так и отработает он положенные триста часов, а Гард постепенно забудет, что Алан ее сын. Вполне возможно, если не мелькать то и дело у него перед глазами, напоминая о своем существовании.
Но сможет ли она пойти на это, зная, что их разделяет всего десяток миль? В состоянии ли отказаться от такой блестящей возможности каждую субботу и воскресенье видеть все еще близкого ей человека?
Да, сможет!
Если так будет легче сыну.
И его наставнику.
Даже в ущерб себе!
В субботу Гард, как обычно, собрался на дежурство. Вышел на улицу и уже хотел сесть в свою машину, как кто-то окликнул его. Шерон! Гард чертыхнулся сквозь зубы. Он нежно любил сестру — она всегда была его другом, — но как раз сегодня хотел улизнуть сразу после семейного обеда. Ан нет — дорогая сестренка тут как тут!
Ему ничего не стоило обмануть родителей и всех своих братьев и сестер, притворяясь, что за последние несколько недель ничего необычного не произошло.
Но с Шерон этот номер не прошел. Ее-то не обведешь вокруг пальца! Когда встречался с Мэйбл, она догадалась, что он влюбился в нее даже раньше, чем понял это сам. И только сестренка знала, насколько был тяжел для него разрыв. В то страшное время, когда он, едва держась на ногах, пьяный, заваливался домой, именно Шерон укладывала его спать. Именно она держала его голову над ванной, когда ему было так плохо, что хотелось только одного — умереть. И успокаивала его, уверяя, что все пройдет.
И сейчас не кто иной, как его дорогая сестренка, направлялась прямехонько к нему.
— Что случилось? — повернулся он к ней с улыбкой, хотя в данную минуту его обуревали совсем не радостные чувства.
— Это я тебя хотела спросить, что случилось.
— Да ничего! Все то же да одно же. Работа, работа и еще раз работа.
— Да ну? — скептически усмехнулась она. — Так уж ничего? А почему во время обеда ни слова не слышал из разговора? О чем мечтал? А меня почему избегаешь? Потому что ничего не случилось?
Гард лишь пожал плечами.
— Извини, мне некогда. К двум на работу.
— Успеешь. Еще масса времени.
Шерон пристально посмотрела на него. Ну и взгляд у нее! Кажется, насквозь видит.
Ему ли не знать, что, когда она так смотрит, ничего другого не остается, лишь выкладывать все как на духу. И Гард сдался. Прислонился к машине, ощущая сквозь рубашку нагретую солнцем поверхность, и небрежно бросил:
— Две недели назад я случайно повстречал Мэйбл Роллинс.
Для сестры одного упоминания этого имени оказалось достаточно, чтобы понять, о ком идет речь. Опять эта особа, которая заставила брата столько страдать и которую сама никогда в жизни не видела!
— Она опять живет в Стампе?
— Что значит опять? — помолчав, спросил он. — Откуда ты знаешь, что она куда-то уезжала?
— Помню, видела заметку в газете, что она и ее… что они переехали в Мемфис. Муж занимает там какой-то важный пост, и у них… маленький мальчик.
— Знала и ничего мне не сказала!
Но сестренку голыми руками не возьмешь.
— Я еще не забыла, какой ты был, когда она выходила замуж! Так что незачем тебе было знать всякие несущественные подробности ее жизни!
Вот, значит, как! Ребенок Мэйбл — это «несущественная подробность»… Впрочем, Шерон права. Если бы он тогда об этом узнал, неизвестно, чем бы дело кончилось…
— Где тебя угораздило с ней встретиться?
— Несколько недель назад во время дежурства арестовал ее сына. Она приходила в участок забрать его.
— Такая же красивая?
Образ Мэйбл встал у Гарда перед глазами, но он тут же отогнал от себя воспоминания о ней.
— Да.
— Замужем?
— Нет.
— Ты все еще… — Она замолчала.
На мгновение ему стало трудно дышать. Наконец удалось выдавить из себя:
— Я ее ненавижу, Шерон!
Сестра положила руку ему на плечо. Точно так же, как и много лет назад, когда он читал объявление о свадьбе Мэйбл.
— Все не можешь ее забыть, — сочувственно сказала она.
Он недовольно взглянул на нее.. — О чем ты говоришь! Ведь тринадцать лет прошло!
— И даже спустя тринадцать лет ты ее ненавидишь… Не презираешь, не относишься безразлично, а именно ненавидишь! Не кажется ли тебе, что испытывать такое сильное чувство…
Гард резко стряхнул ее руку.
— Верно, я любил ее без памяти, и когда она вышла замуж за этого Реджи, думал — не переживу. Но все это было давно и неправда. Сейчас я не желаю ее видеть! Глаза б мои на нее не смотрели!
Внезапно шевельнулась горькая мыслишка, а не кривит ли он душою? Гард тут же отбросил ее.
— Даже вспоминать не хочу, что когда-то был с ней знаком!
— А какой у нее сын?
— Избалованный желторотый юнец!
Шерон улыбнулась, и он запнулся. Что это ему вспомнилось? Желторотый юнец… Когда-то давным- давно отец Мэйбл назвал так его самого. В тот первый — и последний — раз, когда они встретились. «Моя дочь не станет терять время на такого желторотого юнца, как ты!» Тогда эти слова лишь рассмешили его.
