угодно. По-прежнему худощавый, но отлично сложенный, красивый — густые каштановые волосы, пронзительные серые глаза — и, бесспорно, как и раньше, полон сексуальной привлекательности. С самого первого дня их знакомства она почувствовала к нему непреодолимое влечение. И даже после всего того, что произошло между ними, оно не исчезло, усмехнулась про себя Мэйбл.
Она подождала, пока он дойдет до двери, и вышла из тени. На сей раз не проронила ни слова — пусть заговорит первый. Он бросил на нее взгляд, полный такой ненависти, будто окатил ледяной водой, и попытался обойти ее сбоку.
Мэйбл шагнула ему навстречу.
— Я занят, — холодным тоном заявил он.
— Это я попросила, чтобы тебя вызвали. Хотела с тобой поговорить.
— Что тебе нужно?
Какой злой голос… У нее мучительно сжалось сердце. Раньше, когда они встречались, у них редко доходило до ссор, но если вдруг они и случались, Гард никогда не позволял себе такого тона — презрительного, полного ненависти. Он мог подтрунивать над ней, поддразнивать ее, но всегда нежным, ласковым, любящим голосом.
Что же, тогда он ее любил, а теперь ненавидит.
Мэйбл вдруг почувствовала страшную усталость. Может, сделать, как предложил сын, поехать домой, забраться в постель и не вылезать оттуда, по крайней мере, месяцев шесть. До тех пор, пока дело это не забудется, образ полицейского не улетучится у нее из головы, и она найдет в себе силы жить дальше.
Но как смотреть людям в лицо, зная, что ее милый мальчик, ее любимый сын смог обворовать учреждение — ни много, ни мало на сумму более тысячи долларов?
Вздрогнув — какая холодная ночь! — Мэйбл поплотнее запахнула жакет и сунула руки в карманы. Глубоко вздохнув, отступила на шаги тихо сказала:
— Давно мы с тобой не виделись.
— Не так уж давно.
Ну, конечно, подумала она, ему бы век ее не видать.
— Ты знаешь, Алан мой сын.
— Догадался, — сухо бросил он. — Какая ирония судьбы, тебе не кажется? Твои родители всегда считали, что по мне тюрьма плачет. А оказалось, по твоему сыну. Мало того, еще я его и арестовал.
— Он неплохой мальчик…
— Ну, ясное дело!
— Нет, правда, — повторила она, от всей души желая, чтобы полицейский ей поверил. — Сын был в гостях у своего приятеля Джеффри и тот втравил его в это дело. А сам он никогда бы до такого не додумался. — Женщина замолчала и уже не так уверенно, с болью в голосе спросила: — Что ему грозит?
На лице полицейского появилась мерзкая усмешка.
— Да ничего! Попросишь своего муженька позвонить окружному прокурору. А еще лучше свекра. Его всякий знает! Он-то уж постарается отмазать твоего дражайшего сьночка или на худой конец устроит так, чтобы тот не очень пострадал.
— А если серьезно, Гард, что ему будет? Нетерпеливо вздохнув, лейтенант принялся монотонным голосом объяснять:
— Поскольку он малолетка, его дело будет направлено в комиссию по делам несовершеннолетних округа Стенфорд. Преступление, совершенное в первый раз, обычно влечет за собой наказание в виде общественно полезного труда и возмещения убытков. — В голосе его появились стальные нотки. — Но ведь мы-то с тобой понимаем, что Роллинсы не дадут делу зайти так далеко. Ну, что ты хочешь знать?
Хоть бы намеком дал понять, что помнит об их былой дружбе, если конечно, их отношения можно назвать этим словом, подумала Мэйбл. Как же, ему уже на все наплевать… Она печально покачала головой.
— Извини, что побеспокоила тебя.
Не дожидаясь ответа, повернулась и зашагала к машине. Какое счастье, что ключ уже торчал в замке зажигания, — руки тряслись так, что она не смогла бы его вставить. Резко потянула ремень безопасности, пристегнулась и, включив двигатель, выехала со стоянки. С трудом подавила желание взглянуть на Гарда в последний раз.
Они уже подъезжали к караульной будке, когда Алан наконец сел прямо и обратился к матери:
— Что ты сказала этому полицейскому? — робким, дрожащим голосом спросил он.
Мэйбл и не взглянула на него — ехала, глядя прямо перед собой.
— Это тебя не касается! — отрезала она.
— Ты сердишься на меня, да?
Мать промолчала и только когда выехали за ворота и свернули на магистраль, посмотрела в зеркальце на сына. В тусклом свете уличных фонарей невозможно было различить выражение его лица. Впрочем, что сейчас он думает и чувствует, ее, откровенно говоря, мало волновало.
— А как ты сам думаешь? Мне среди ночи звонят из полиции и говорят, что моего сына арестовали, потому что он с друзьями пошел на воровство! Как бы ты на моем месте себя чувствовал?
Алан промолчал. В течение нескольких минут в машине царила тишина. Слышно было только его громкое сопение. Наконец, когда Мэйбл свернула на улицу, где они жили, пробормотал:
— Прости меня, мам. Ну, пожалуйста…
Она подъехала к дому, выключила двигатель и только потом холодно взглянула на сына.
— Завтра поговорим. А сейчас иди спать.
После того как ей позвонили из полиции, она так спешила, что забыла выключить свет. Везде оставила его — в спальне, в холле, на крыльце. Теперь, идя следом за сыном, хозяйка щелкала выключателем, оставляя за собой темноту. Наконец добрались до спальни Алана.
— Я забыл у Джеффа пижаму, — заявил он с порога.
— Возьми другую.
— И зубную щетку.
— Утром куплю новую.
— И еще…
— Не выводи меня из себя, Алан! — оборвала его она. — Хуже будет. Сейчас же марш в постель!
Сын еще сильнее понурил голову, и в глазах его блеснули слезы. Сердце больно сжалось, но подходить к нему и вытирать их мать не стала. Пускай помучается, решила она, может, тогда пропадет охота к подобного рода приключениям. О Господи, с горечью подумала она, хоть бы такого больше не повторилось…
Но отпустить его вот так, не сказав ничего на прощание, она не могла. Он ведь ее сын, что бы ни натворил.
— Алан!
В ответ лишь невнятное бормотание.
— Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, мам, — прошептал он и, переступив порог своей комнаты, тихонько прикрыл за собой дверь.
Мэйбл выключила в холле свет и вошла к себе. Лампочка на ночном столике включена, покрывало небрежно отброшено, ночная рубашка валяется на полу — пена бежевого шелка на темно-зеленом ковре. Она подняла рубашку, бросила в кресло в углу, сняла жакет — он полетел туда же. Скинула туфли, сбросила джинсы. Оставшись только в футболке и простеньких трусиках, выключила лампу и, пройдя по освещенной лунным светом комнате, уселась на стул возле окна.
Алан и Гард… Они, да еще отец и Реджи играли самую важную роль в ее жизни. Все четверо были в какой-то степени связаны между собой. Отец оторвал ее от Гарда и толкнул в объятия Реджи, который подарил ей Алана, а уже последний привел ее обратно к Гарду.
К тому самому человеку, который не то что разговаривать, а даже стоять рядом с ней не желает.
К мужчине, который ее ненавидит. И причина на это, признаться, у него есть.
Мэйбл покоробило его замечание, будто она способна попросить свекра замять это дело. Она бы
