двигателю Б-29. Обшивка разорвалась и отлетела прочь, масло хлынуло через отверстия, за ним вырвалось пламя. Бомбардировщик, казалось, на секунду замешкался, затем накренился набок и, войдя в штопор, начал падать в океан.
Лишь после отчаянного крика хвостового стрелка и его короткой очереди «демоны» поняли, что их самолет атакован. Они не имели ни малейшей возможности узнать, с какого направления на них напал вражеский истребитель. У них почти не было времени оправиться от изумления, когда снаряды «Зеро» вонзились в правое крыло.
Стромп издал сдавленный вопль:
— Мы падаем!
Деннингс кричал в переговорное устройство, одновременно пытаясь выровнять самолет:
— Стэнтон, сбрасывай бомбу! Сбрасывай эту чертову бомбу!
Бомбардир, прижатый к своему прицелу центробежной силой, завопил в ответ:
— Она не выпадет наружу, если ты не выровняешь машину.
Двигатель номер три уже был охвачен пламенем. Внезапная потеря двух двигателей, оба из которых находились с одной стороны, продолжала кренить самолет, пока он не встал на одно крыло. Работая совместно, Деннингс и Стромп сражались с рычагами управления, стараясь поставить машину горизонтально. Деннингс изо всех сил тащил на себя секторы газа, выправил крен, но теперь оба оставшихся мотора заглохли. Наступила давящая, терзающая душу тишина.
Стэнтон сумел занять нормальное положение в своем кресле и открыл бомболюки.
— Держи машину ровно, — умоляющим тоном сказал он. Не тратя времени на установку прицела, он нажал на кнопку сбрасывания.
Ничего не произошло. Свирепое скручивающее усилие деформировало фюзеляж и заклинило бомбу в ее тесном отсеке.
С белым как мел лицом Стэнтон ударил по кнопке сбрасывания кулаком, но бомба упрямо оставалась на месте.
— Ее зажало! — закричал он. — Она не выпадет.
Сражаясь за еще несколько минут жизни, зная, что, если они выживут во время падения, им всем придется самим оборвать свои жизни ампулами цианида, Деннингс попытался совершить вынужденную посадку самолета на воду.
Ему почти удалось сделать это. До спокойной поверхности моря оставалось две сотни футов, и смертельно раненный самолет был готов коснуться брюхом воды. Но магний, из которого были изготовлены некоторые вспомогательные детали и картер двигателя номер три, загорелся, как зажигательная бомба, прожег крепления мотора и лонжерон крыла. Мотор выпал вниз, унося с собой вырванные кабели управления закрылками. Лейтенант Окинага положил «Зеро» в скользящий вираж на одно крыло, кружась над подбитым Б-29. Он наблюдал, как черный дым и оранжевое пламя пересекли голубое небо, как мазок костью. Он видел, как американский самолет врезался в океан, подняв в воздух гейзер белых брызг.
Он описал круг, высматривая выживших в катастрофе. но увидел лишь несколько плавающих обломков. Вдохновленный тем, чему суждено было стать его первым и единственным боем, Окинага описал еще один круг над погребальным шлейфом дыма, прежде чем отправиться в обратный путь в Японию, на свой аэродром.
В то время, когда разрушенный самолет Деннингса и его мертвый экипаж опускались на морское дно на глубину тысячу футов, другой Б-29 в более позднем часовом поясе и в шести сотнях милях к юго-востоку готовился к бомбовому вылету. С полковником Полом Тиббетом за штурвалом, бомбардировщик «Энола Гэй» появился над японским городом Хиросима.
Ни один из этих двух командиров бомбардировщиков не знал о задании, полученном другим. Каждый из них был уверен, что только его самолет и экипаж несут первую атомную бомбу, которая должна быть сброшена в этой войне.
«Демоны Деннингса» не смогли встретиться со своей судьбой. Тишина глубокого морского дна была столь же молчалива, как и тучи, собравшиеся над местом катастрофы. Героическая попытка Деннингса и его экипажа была похоронена под покровом бюрократической секретности и позабыта.
Часть I
Большой Джон
Глава 1
Тайфун уходил, и худшее уже было позади. Неистовая пляска морей затихала, но волны все еще захлестывали носы кораблей и отливали зеленым и свинцовым цветом, прокатываясь по палубам и оставляя за собой кучи пены. Толстые черные тучи рвались на части, и ветер ослабел до приятных тридцати узлов. К юго-востоку снопы солнечных лучей прорвались сквозь тучи, разрисовав голубыми пятнами танцующие валы зыби.
Бросая вызов ветрам и фонтанам брызг, капитан Арне Корвольд стоял на открытом мостике норвежского грузопассажирского лайнера «Нарвик», наведя свой бинокль на огромное судно, с застопоренным двигателем дрейфующее среди бурунов. Оно было очень большим, судя по очертаниям, японский сухогруз, специально построенный для перевозки автомобилей. Его надпалубные надстройки протянулись вдоль всего корпуса, от тупого носа до идеально прямоугольной кормы, подобно параллелепипеду, положенному горизонтально. Кроме мостика и кают экипажа на верхней палубе, по бокам не было ни иллюминаторов, ни окон.
Похоже, у судна был постоянный поперечный крен в десять градусов, но он возрастал до двадцати, когда волны зыби накатывались и обрушивались на его наветренный левый борт. Единственным признаком жизни на судне была струйка дыма, поднимавшегося над трубой. Корвольд с тревогой заметил, что его шлюпки были спущены на воду, но осмотр беспокойного моря не выявил никаких признаков этих шлюпок. Он снова навел бинокль на нос судна и прочел английское название, написанное под японскими иероглифами.
Судно называлось «Божественная звезда».
Корвольд вернулся в уютный центральный мостик и заглянул в радиорубку.
— Все еще никакого ответа?
Радист покачал головой.
— Ничего. Ни единого писка, с тех пор как мы увидели его. Должно быть, судовое радио выключено. Невозможно поверить, что экипаж покинул судно, не подав сигнала бедствия.
Корвольд безмолвно смотрел на японское судно, дрейфовавшее менее чем в километре от его правого борта. Норвежец по происхождению, он был невысоким, с достоинством держащимся человеком, никогда не позволявшим себе торопливых жестов. Его льдистые голубые глаза редко моргали, и его губы, скрытые под стриженной бородкой, казалось, были постоянно сложены в легкую застывшую улыбку. Проведший в море двадцать шесть лет, в основном на прогулочных судах, он обладал дружелюбным, благожелательным характером; его уважали члены экипажа и обожали пассажиры.
Он пощипал свою короткую седеющую бородку и тихо ругнулся про себя. Тропический ураган неожиданно разыгрался на севере, прямо по его маршруту, и задержал его почти на два дня по сравнению с графиком на пути из Пусана, корейского порта в Сан-Франциско. Корвольд не покидал мостика в течение сорока восьми часов и был до предела измотан. Он совсем уже было собрался прилечь отдохнуть, как они заметили, похоже, покинутую «Божественную звезду».
И вот теперь, вместо долгожданного отдыха, он столкнулся с загадочным происшествием и требующим длительного времени поиском шлюпок японского сухогруза. На нем к тому же лежала ответственность за 130 пассажиров, большинство из которых было до крайности измучено морской болезнью и не имело ни малейшего желания задерживаться из-за добровольной спасательной операции.
— Разрешите спустить шлюпку, капитан?
Корвольд поднял глаза на красивое, мужественное лицо первого помощника Оскара Стина. Смотревшие на него голубые глаза были ярче, чем у Корвольда. Первый помощник стоял перед ним, худой и прямой, как фонарный столб, от постоянного пребывания на солнце его кожа потемнела, а волосы выгорели.
Корвольд не стал отвечать сразу, он подошел к окну мостика и посмотрел вниз на поверхность моря, разделяющего два корабля. От гребней до впадин высота волн колебалась от трех до четырех метров.
