самому.
— А не пора ли нам обратно? Я скоро проголодаюсь.
— Нет. Давай еще немного посидим. Мне здесь так нравится…
Уверен, что мы просидели там часов пять, почти не разговаривая. Я спросил ее, почему она интересуется системами жизнеобеспечения, и получил на удивление откровенный ответ. Вот что она сказала о профессии, которую выбрала: «После развода с матерью я обнаружила, что мне интересно создавать места, где безопасно жить. В то время я не чувствовала себя в достаточной безопасности». Потом она нашла и другие причины, но призналась, что ею до сих пор движет стремление к безопасности. Я задумался о ее странном детстве. Она была единственным известным мне человеком, выросшим не со своей родной матерью.
— Я и сама подумывала отправиться за границу системы, — сказала она после очередного долгого молчания. — Хотя бы на Плутон. Может, мы когда-нибудь там встретимся.
— Все может быть.
Пол пещеры содрогнулся; не очень сильно, но достаточно, чтобы всколыхнуть ртутные лужи и вызвать у Джубилант желание возвращаться. Мы стали пробираться между лужами к выходу, но тут раздался долгий рокочущий гул и фиолетовое сияние погасло. Нас разбросало в стороны, и мы упали уже в полной темноте.
— Что это было? — В ее голосе пробился зарождающийся страх.
— Похоже, нас завалило. Скорее всего, оползень засыпал вход. Сиди на месте, я тебя отыщу.
— Где ты? Не могу тебя найти. Тимоти!
— Сиди спокойно, и я отыщу тебя за минуту. Успокойся и не психуй, беспокоиться не о чем. Нас откопают через несколько часов.
— Тимоти. Ты где? Я не… — Она задела мое лицо ладонью и попыталась отыскать меня в темноте. Я прижал ее к себе и стал успокаивать. Еще утром я, наверное, поглядывал бы на нее с высокомерием, но теперь я начал понимать ее лучше. Кроме того, никому не хочется оказаться погребенным заживо. Даже мне. Я обнимал ее, пока не почувствовал, что она расслабилась.
— Извини.
— Не извиняйся. Когда меня завалило в первый раз, я испытывал то же самое. Я просто счастлив, что ты со мной. Оказаться заваленным в одиночку гораздо хуже, чем быть просто погребенным заживо. Теперь садись и делай то, что я скажу. Поверни входной клапан влево до упора. Сделала? Теперь мы расходуем наименьшее допустимое количество кислорода. А сейчас нам следует как можно меньше шевелиться, чтобы избежать перегрева.
— Хорошо. Что дальше?
— Ладно, для начала скажи — ты в шахматы играешь?
— Что? И это все? Разве не следует послать сигнал бедствия или еще что-то сделать?
— Уже послал.
— А что бывает, если тебя заваливает грунтом и костюм твердеет, чтобы тебя не раздавило? Как ты тогда пошлешь сигнал?
— Он включается автоматически, если костюм остается твердым больше минуты.
— А, понятно. Тогда «е2 — е4».
Мы забросили игру после пятнадцатого хода. Мне плохо удается удерживать в памяти доску с фигурами, а она, хотя и прекрасно с этим справлялась, слишком нервничала, чтобы обдумывать ходы. Я тоже начал волноваться. Если вход заблокировало так, как мне представлялось, то нас должны были откопать в течение часа. В свое время я тренировался отсчитывать время в темноте и прикинул, что после толчка прошло уже часа два. Должно быть, оползень оказался больше, чем я думал. Спасателям может потребоваться целый день, чтобы добраться до нас.
— Когда ты меня прижал, я очень удивилась, что смогла к тебе прикоснуться. К коже, а не к костюму.
— Кажется, я даже почувствовал, как ты вздрогнула. Дело в том, что костюмы взаимно проницаемы. Когда ты ко мне прикоснулась, у нас был один костюм на двоих. Иногда это очень удобно.
Мы лежали на озерке ртути, обняв друг друга. Так нам было спокойнее.
— Ты хочешь сказать… а, поняла. можно заниматься любовью, не снимая костюма. Ты про это говорил?
— Тебе не помешало бы испробовать это, лежа на ртути. Лучше не придумаешь.
— А мы уже лежим на ртути.
— Сейчас не до любви. Мы перегреемся. А резерв кислорода может пригодиться.
Она лежала спокойно, но ее руки за моей спиной напряглись.
— Мы сильно влипли, Тимоти?
— Нет, но, может быть, придется очень долго ждать. Пить ты наверняка захочешь. Сможешь продержаться?
— Жаль, что мы не можем заняться любовью. Я бы отвлеклась.
— Ты сможешь продержаться?
— Смогу.
— Тимоти, я недозаправила баллон перед уходом. Это ничего?
Кажется, я не напрягся, но она меня здорово напугала. Я задумался, но поначалу не понял, насколько это серьезно. По дороге к дому она использовала максимум часовой запас кислорода, даже если учесть его повышенный расход на охлаждение. Внезапно я вспомнил, какой прохладной была ее кожа, когда я ее обнял.
— Джубилант, кода мы вышли из дома, у тебя было включено максимальное охлаждение?
— Нет, но я включила его по дороге. Было так _ж_а_р_к_о. Я чуть не потеряла сознание от перенапряжения.
— И не выключала его до самого землетрясения?
— Да.
Я проделал приблизительные подсчеты, и результат мне не понравился. По самым пессимистическим оценкам у нее осталось кислорода не более, чем на пять часов. А вытащить нас могут и через двенадцать. Она могла сделать такие же подсчеты не хуже меня, и не было смысла скрывать от нее итог.
— Прижмись ко мне теснее, — сказал я. Она удивилась, потому что мы и так уже лежали, крепко обнявшись. Но я хотел сблизить наши входные клапаны. Я соединил их и выждал три секунды.
— Теперь давление в наших баллонах уравнялось.
— Зачем ты это сделал? О, нет, Тимоти, не надо было так. Это я виновата, что была так неосторожна.
— Я сделал это и ради себя. Как бы я жил дальше, если бы ты умерла, а я мог тебя спасти? Подумай об этом.
— Тимоти, я отвечу на любой вопрос о твоей матери.
Вот тут я впервые взбесился. Я не рассердился на ее дальновидность и незаправленный баллон. И даже на охлаждение. Здесь было больше моей вины, чем ее. Степень охлаждения я превратил в какую-то игру, не внушив ей, насколько важно сохранять достаточно большой резерв. Она не приняла меня всерьез, и теперь мы оба расплачивались за мою шутку. Я ошибся, предположив, что она, как специалист по выживанию на Луне, сама о себе позаботится. Как она могла это сделать, не имея реальной оценки местных опасностей?
Но ее предложение прозвучало как плата за кислород, а так на Меркурии не поступают. Когда возникает реальная опасность, воздухом всегда делятся безвозмездно. Благодарность здесь оскорбительна.
— Только не думай, что ты мне _д_о_л_ж_н_а. Ошибаешься.
— Я не поэтому предложила. Если нам придется здесь умереть, то, по-моему, глупо цепляться за секреты. Ведь верно?
— Если мы умрем, то какой смысл все мне рассказывать? Что мне с этого? Так что в любом случае это бессмысленно. А пока мы даже не н_а_ч_а_л_и_ умирать.
— Это хотя бы поможет убить время.
Я вздохнул. Сейчас мне уже не было так важно узнать то, что я из нее пытался вытянуть.
