прижалась лбом к стеклу, пытаясь разглядеть сквозь туман террасу и задавая себе вопрос: действительно ли Гидеон старался унизить ее в присутствии Ральфа Малтраверза… Или ему просто не пришло в голову, что он унижает ее?
Она еще раз повидалась с кардиологом перед его отъездом, когда он специально поднялся к ней в гостиную, чтобы попрощаться. От утренней живости в нем не осталось и следа, и ленч ему вряд ли понравился. Он энергично высказался по поводу Гидеона Фейбера, который, по его мнению, не очень далеко ушел от законченного хама. Только хам мог сказать молодой женщине, служившей в его доме, что ее не очень ждут за семейным столом, и Малтраверз не мог понять, как Ким мирится с этим.
— Если он так обращается с тобой в моем присутствии, то как же он ведет себя, если рядом нет никого из гостей?
Ким смотрела на ковер, рисуя носком туфельки узор.
— Мне не на что жаловаться, — ответила она.
Малтраверз удивился.
— В таком случае, я тебя не понимаю… будь у меня хоть малейшее представление, что здесь с тобой так обращаются, мы бы отправились поесть в какую-нибудь ближайшую гостиницу и прекрасно провели бы время.
— Сомневаюсь, что получила бы разрешение отлучиться, — сказала Ким, чувствуя уверенность в обратном. Он еще больше удивился.
— Тогда почему ты не уйдешь отсюда? Ты не раба… Этот человек — мужлан, у которого слишком много денег. Живет как феодал в окружении своих родственников. Давенпорт говорил мне, что их не назовешь дружным семейством. Единственный человек здесь — это старая дама. Она мне понравилась, потому что симпатизирует тебе. Все, кому ты нравишься, моя дорогая Ким, сразу завоевывают мою симпатию.
Ким улыбнулась ему.
— Спасибо, Ральф, — сказала она. — Вы очень добры. — На лице ее промелькнула легкая грусть. — Мне жаль, что между нами все изменилось… то есть мне не хочется, чтобы вы думали, будто я затаила на вас обиду. А что касается Гидеона Фейбера, то он не всегда ведет себя как мужлан. Он умеет быть очень добрым и внимательным. Даже его мать сознает, что он не всегда говорит то, что имеет в виду, а желание подвергать все критике — это только маска.
Доктор Малтраверз взглянул на нее слегка насмешливо.
— Кажется, ты довольно хорошо его изучила, — заметил он. — Ну и как ты находишь этот предмет? Интересным?
— Очень интересным. — Она встретилась с его взглядом и тут же отвела глаза. — Когда я приехала сюда, здесь были только он… и миссис Фейбер, конечно. Поначалу я решила, что он третирует свою мать, но потом поняла, что все это напускное. Когда она заболела, он был очень расстроен… больше всех в этом доме. — Ким вспомнила, как он держал книгу вверх ногами в библиотеке. — Пока его не знаешь, о нем нельзя судить.
— И ты думаешь, что теперь ты его знаешь лучше?
— Немного лучше, чем в первые дни.
Малтраверз вздохнул, затем улыбнулся, и в его улыбке читалась насмешка и сожаление.
— Да, конечно, все люди разные, и некоторое из нас, как открытая книга, а другие — нет. Но я надеюсь, ты не станешь воображать, будто полностью знаешь содержание книги, когда прочитала всего лишь главу. Фейбер — тяжелый человек, и братец его тоже такой. Стоит только взглянуть на портрет их отца в столовой, чтобы сразу понять, какой тот был кремень… отсюда все богатство. Смотри, не разбейся о гранитную глыбу.
— Постараюсь, — сказала Ким.
Когда подошло время отъезда, Малтраверз попросил Ким проводить его до машины. У Гидеона Фейбера были какие-то срочные дела, и она оказалась единственной провожающей. Из-за того, что он сделал ей подарок — правда немного запоздалый, — сказав о намерении жениться на ней, она не побоялась неприятных моментов, которые могли возникнуть при прощании, и помахала вслед уносившейся вдаль машине. Его последние слова все еще звенели у нее в ушах:
— Свяжись со мной, если что-нибудь будет не так. — Интересно, что он имел в виду. — Даже, если ты не выйдешь за меня замуж, мне понадобится секретарша… та, что работает сейчас, выходит замуж через несколько недель!
Когда автомобиль скрылся за воротами, Ким поднялась по ступенькам террасы и вошла в дом. Из кабинета в холл вышел Фейбер, было видно, что он собрался уходить. Он был в толстом твидовом пальто, как всегда, без шляпы и натягивал перчатки. Его волосы красиво блестели.
— Сегодня приезжает моя племянница, она как раз успеет к обеду, — сказал он, проходя мимо. — Я еду в Фэллоу-филд уговорить миссис Флеминг тоже пообедать с нами.
С минуту Ким стояла в нерешительности, а затем сказала ему вслед:
— Это значит, что мне лучше обедать наверху?
Серые глаза смотрели на нее с ледяным безразличием, Ким словно окатило холодной водой.
— Решайте сами, — сказал он. — С отъездом брата у нас не хватает одного мужчины, но сегодня с нами будут обедать доктор Давенпорт и Боб Дункан. Племянница, сестра и миссис Флеминг уравновесят это число, но будет еще и миссис Давенпорт, поэтому равновесие все-таки будет нарушено. В общем, я думаю, вам лучше обедать наверху… А потом вы могли бы посидеть немного с моей матерью. Уверен, она только обрадуется.
— Хорошо, мистер Фейбер, — сказала Ким, надеясь, что он не заметил, как у нее медленно начало подниматься от горла к подбородку алое пятно, заливая лицо до самых бровей. И еще она надеялась, что выглядит так, будто приняла новый порядок, который внезапно завели в Мертон-Холле, и тот факт, что теперь она отстранена твердой рукой на задворки, где и подобает находиться служащим, показался ей вполне естественным.
Глава ТРИНАДЦАТАЯ
Перед чаем Ким посидела недолго с миссис Фейбер, затем удалилась в свою комнату, где к ней присоединились собаки и разделили с ней одинокую трапезу. Джессика явно страдала от недостатка физических упражнений, и Ким решила отвести ее и Макензи на прогулку, прежде чем стемнеет. Она выходила из леса, окаймлявшего озеро, когда к парадной двери подкатила машина с Ферн Хансуорт и ее матерью.
Секунду спустя к парадной лестнице подкатила и машина Гидеона Фейбера — неброский, но мощный «бентли», — которую он водил, когда приезжал домой. Когда Ким вошла в холл, вся семья была здесь, а Ферн висела на руке своего дяди, ласково заглядывая ему в глаза. К большому своему удивлению Ким увидела совсем другого Гидеона Фейбера, который отвечал на умоляющий взгляд племянницы. Взглянув на дочь Нериссы, Ким поняла, что более очаровательного создания ей видеть не приходилось — девушка была одета в мягкое леопардовое манто, черные волосы, почти как у матери, были уложены в красивую прическу, обрамлявшую лицо, самыми яркими чертами которого были глаза, как у лани, и кораллово-розовые губы. Она унаследовала тонкую грацию Нериссы, смешавшуюся с собственным очарованием котенка. Сразу было видно, что дядя — один из ее самых преданных рабов. Будь она его собственной обожаемой дочерью или любимой женщиной, он и тогда бы не смог смотреть на нее более снисходительно.
— Что это еще за разговоры о замужестве? — произносил он, когда Ким появилась в холле. — Ты же знаешь, я не позволю тебе этого. Моя любимая племянница не может быть такой жестокой, чтобы найти какую-то замену любимому дядюшке! Ким едва поверила своим ушам. Это было так непохоже на Гидеона, и все же… Наверное, она о нем ничего не знает! Если это Гидеон, тогда Ральф Малтраверз тоже о нем ничего не знает, потому что никакая он не гранитная глыба, недоступная для женского влияния.
— Дядюшка Гидди, я сейчас не хочу об этом говорить, — запротестовала Ферн. — Я хочу знать, как себя чувствует бабушка? Ей лучше?
Макензи, как всегда полный дружелюбия, бросился вперед, чтобы начать атаку на ее тонкие чулки, а Джессика просто стояла и лаяла. Гидеон повернулся немного нетерпеливо и увидел, что привела собак Ким, при этом его лицо выразило не что иное, как тщательно скрываемое раздражение. Он заговорил так, словно температура, достаточно низкая на улице, стала еще ниже, по необходимости представив вошедшую. Ким, слегка растрепанная и промокшая после прогулки в лесу, потому что уже начинало моросить, неловко
