Гэсу понадобилось всего несколько минут, чтобы разобраться, в чем Дело: женщина поставила крестик на бумаге, которая давала право, в виде возмещения долга за бальзамирование, предоставление места на кладбище и прочие “услуги”, составляющие семьсот долларов, отобрать у нее всю ее “недвижимость”.
— А не дороговато вы тут берете за такие услуги, а? — пробормотал Гэс.
— Никто ее не принуждал выбирать все самое дорогое, — ответил гробовщик. — Она взяла самый лучший гроб из всех, что у меня были. Ну а самое лучшее, естественно, стоит дороже. Мне очень жаль, что для нее все так получилось, но мне же тоже нужно на что-то жить.
— Ну, судя по вашему виду, от недоедания вы не страдаете, — сказал Гэс спокойно. — Я вот думаю, если вы урежете ваш счет, ну, скажем до двух сотен — это будет как раз по-честному. А я должен этой женщине ровно столько же. И мы все уладим.
— Двести долларов? — возмутился гробовщик. — Фред, выполняй свои обязанности! Приступай к описи имущества!
Шериф быстро вытащил длинноствольный револьвер:
— Все устроим, мистер Феркин, как только я утихомирю этого любителя черномазых!
— Дорогая, — сказал Гэс, обращаясь к Бесси, стоявшей за спиной шерифа. — Ты же знаешь — мне не нравится, когда ты балуешь с автоматом. Эта штука случайно может выстрелить сама по себе.
Толстый гробовщик в изумлении посмотрел на Гэса, а потом медленно повернулся. Движения у него были как у механической игрушки. Его охватил ужас, когда он увидел то, что видел Гэс поверх его плеча: Бесси, стоящую у желтой машины и целящуюся в шерифа из автомата.
Ее лицо было искажено зверской ухмылкой, и Гэсу показалось, что ее терпение исчерпалось и Бесси готова отомстить за то, что се в очередной раз обозвали “черномазой”.
— Дорогой, положи яблочко на темечко этому дураку шерифу, — сказала она, растягивая слова. — Я хочу посмотреть — получится у меня очередью сбить это яблочко у него с головы?..
— Фред, знаешь, она действительно собирается это сделать, — сказал гробовщик громким шепотом.
Плечи шерифа опустились, лицо передернулось; когда он поспешно вставлял свой старый револьвер в кобуру, его руки дрожали. Повернувшись в полоборота к черной красавице, величественной в гневе, он выдавил из себя:
— Я извиняюсь. Честное слово! Ей-Богу, извините. У меня просто так вырвалось, пожалуйста, извините!
— А должок мы теперь, думаю, можем снизить до двухсот долларов, а? — спросил Гэс.
— Да, да, конечно, сэр, — уверил его гробовщик.
— Жаль, что вы так быстро согласились. Я думал, вы будете торговаться, и тогда бы я спросил, какой гроб вы хотите приобрести для себя самого. Мне бы не хотелось обижать вашу неутешную вдову.
— Мы определим долг в двести долларов. Так будет по справедливости.
— Я надеюсь, вы делаете это не потому, что вас заставляют так поступить, а? Ведь вы делаете это по доброте душевной, правда?
Поступаете так, потому что уважаете людей — черных, белых, индейцев, богатых, бедных? Я прав?
— Конечно, сэр, правы. Я всегда восхищался стариной Чарли Бридлавом. Поэтому мы и устроили такие отменные похороны.
— Вот и прекрасно. А теперь запишите это все на бумаге, — сказал Гэс, вынимая из конверта две стодолларовые купюры.
Гробовщик не спорил. На гербовой бумаге, которая была положена на капот машины, он написал все, что требовал Гэс. Потом Гэс вручил ему деньги.
— Вот теперь все как надо, — сказал Гэс. — С людьми надо обращаться по-человечески.
— Совершенно верно, сэр. Ну что, Фред, поехали?
— Нет, Фред еще не готов ехать. Он вот тут стоит и размышляет, как чего-нибудь такое подстроить, чтобы мы далеко отсюда не уехали. А потом сказать, что мы сопротивлялись закону, пытались смыться — ну, в общем, организовать что-нибудь такое умненькое.
— Нет, нет, что вы, сэр! — запротестовал Фред. — Я к вам больше ничего не имею.
— Фред, можешь мне поверить, у меня хорошие друзья. И если со мной что-нибудь случится, они приедут сюда, даже если им придется проехать тысячу миль, и с удовольствием остановят твое трепетное сердечко. Ты понял? И у них есть нужные для этого инструменты.
— Мне все это очень не нравится, но сила на вашей стороне. Гэс повернулся и посмотрел на женщину, которую обступили ее дети; она прижимала к себе тех, кто стоял ближе.
— Ладно, теперь можете ехать, — сказал Гэс, — но чтобы эту женщину больше не беспокоили. А если сунетесь сюда, то я об этом тут же узнаю.
— Не беспокойтесь, сэр, все будет в порядке. До свидания, сэр, — сказал гробовщик, бросившись к своей машине; он напоминал большого борова, бегущего по льду.
Шериф старался идти медленно и важно, демонстрируя запоздалую смелость, но Гэс не смотрел в его сторону.
Он подошел к женщине с детьми и вручил ей бумаги.
— Храните их, — сказал он. — Тут сказано, что вы рассчитались со всеми долгами и что сделано это по обоюдному и добровольному согласию. И никаких бумаг больше не подписывайте, пока кто-нибудь из детей вам не прочитает, что там написано.
— Понимаете, у меня нет денег, чтобы отправить детей в школу. Для нас времена трудные. Мы умеем выращивать только яблоки, и больше ничего. Надо учиться, а денег нет.
Гэс вытащил из конверта десять стодолларовых купюр и сунул их в мозолистую, жилистую руку:
— Вот, возьмите. Это на образование детей. Но не покупайте на них ни машины, ни новой мебели. Это только на образование, ладно?
— Ох, мистер, ох, мистер! — стала причитать потрясенная женщина. — Как вас зовут?
— Гэс Гилпин, а это — Бесси.
— Вы замечательные люди! Лучше вас я никого никогда не встречала! — воскликнула женщина. — Чем я могу отплатить вам?
— Вы предложили незнакомым людям яблок. И лучшей оплаты я не знаю.
Гэс пошел к машине — Бесси уже сидела за рулем, заведя мотор. Обернулся и, обращаясь к женщине, держащей в руках документы и деньги и покусывающей губы, чтобы не расплакаться, сказал:
— Дети обязательно должны ходить в школу. Я как-нибудь приеду к вам узнать, как идут дела, и попросить хорошее яблоко. Потом сел в машину.
— В это все просто трудно поверить! — сказала женщина. — Я молилась, молилась, и ко мне явились ангелы!
— До свиданья! — крикнул Гэс.
— До свиданья! — ласково сказала Бесси. — До свиданья, детки!
И она вывела машину на дорогу. На коленях у нее лежал “томми”.
Гэс улыбался.
— Если бы ты только видела, какая рожа была у этого тощего!
— Удивительно, — сказала Бесси. — Чтоб такая тихая черная девочка заставила такого большого и грозного шерифа трястись от страха! И только потому, что она решила поиграть немного со стареньким, маленьким “банджо”!
— Бесси, чтоб там с нами дальше ни произошло, помни, что однажды мы ехали дорогой, которая вилась по долине, по обеим сторонам дороги росли яблони, а на них было полно желтых, красных и бордовых яблок, а я тебе говорил: “Бесси, я люблю тебя”. И знаешь, нет слова, которое бы лучше выразило, что я хочу сказать.
Глава седьмая
Зимой Гэс занимался делами “Клуба Ирландского Петуха”, собирал деньги и доставлял их Фитцджеральду; ему платили значительно больше прежнего, и время от времени он получал дополнительный конвертик. Его репутация спокойного и надежного человека укрепилась.
Он предложил Фитцджеральду, чтобы Бесси пела в клубе. Поначалу тот не соглашался, но, в конце концов, Гэс сумел его убедить. Бесси пела в сопровождении небольшого оркестра. А потом Гэсу удалось
