Простите, хочется спросить: куда «иди ты» ? А все туда же: в то самое место, откуда, по индийской легенде, все это и началось: ввв… пи-ззз-дууу!
А так хотелось солнца.
Малина
Хрясь!
– А-а… ма-му… вашу… арестовали!.. Какая падла люк открыла?!!
Попался. Помощник наш опять в люк попался. Там в коридоре люк есть между гальюном и каютой помощника командира. Фамилия помощника – Малиновский. Кличка – Малина. Он как накушается днем, так его непременно ночью в гальюн потянет, а по дороге в гальюн – люк. И вечно этот люк открыт. Малина его ещё ни разу не миновал. Люк ведет в первый гидроакустический отсек, внизу под люком – рефрижераторная машина. На неё-то он все время и садится. Причем дважды за ночь – сначала по дороге в гальюн, а потом – из гальюна.
Это уже лет десять подряд длится, и мы это слушаем каждую ночь.
Тихо! Слышите, будто кабан кричит? Это он так сморкается. Значит, добрался до гальюна. Теперь назад. Шлеп, шлеп, шлеп – пошёл!
Хрясь! Есть. Попался. А где звуки?
– А-а… ма-му… вашу… а-рес-това-ли!..
Посылка
Минёру нашему пришла посылка. А его на месте не оказалось, и получали её мы. С почты позвонили и сказали:
– Ничего не знаем, обязательно получите.
Ох и вонючая была посылка! Просто жуть. Кошмар какой-то. Наверное, там внутри кто-то сдох.
Запихали мы её минёру под койку и ушли на лодку. Минер наутро должен был появиться, он у нас в командировке был.
Жили мы тогда в казарме, без жён, так что вечером, когда мы вернулись в свое бунгало, то сразу же вспомнили о посылке. Дверь открыли и – отшатнулись, будто нас в нос лягнуло, такой дух в помещении стоял сногсшибательный.
Кто-то бросился проветривать, открывать окна, но дух настолько впитался в комнату и во все стены, что просто удивительно.
С такой жизни потянуло выпить. Выпили, закусили, старпом к нам зашёл, опять добавили.
– Слушайте, – говорит нам старпом минут через тридцать, – а чем это у вас воняет? Сдохло что- нибудь?
– У нас, – говорим мы ему, – ничего не сдохло. Это у минёра. Ему посылку прислали с какой-то дохлятиной.
– А-а-а… – говорит старпом.
Долго мы ещё говорили про минёра и про то, что раньше не замечали, чтоб он такой гадостью питался, выпили не помню уже сколько, и тут вдруг запах пропал. Ну просто начисто исчез. И даже наоборот – запахло чем-то вкусненьким.
– Интересно, – сказали мы друг другу, – чем это так пахнет замечательно?
Достали мы посылку и тщательно её обнюхали. Точно, отсюда, даже слюнки у нас побежали.
Вскрыли мы посылку. Всех заинтересовало такое чудесное превращение. В ней оказался крыжовник – ягода к ягоде. Сеном он был переложен. Сено, конечно же, сгнило, а крыжовник был ещё в очень даже хорошем состоянии. И пах изумительно. Наверное, его просто проветрить нужно было.
Вытащили мы крыжовник и съели, а сено покидали минёру назад в посылку, заколотили её и затолкали ему под койку. Вкусный был крыжовник. Отличная закусь. Ничего подобного я никогда не ел.
А утром, мама моя разутая, глаз не открыть. Во-нищ-ща! Голова раскалывается. Жуть какая-то. Даже открытое окно не спасает. И тут открывается дверь – и появляется наш минный офицер. Вошёл он, и, видим, повело его от впечатления. Наши, глядя на него, даже лучше себя почувствовали.
– Что это у вас тут? – говорит он, а у самого глаза слезятся. – Ну невозможно же… Что вы тут всю ночь делали?
– У тебя надо спросить, – говорим мы ему. – Слушай, минёр, а ты сено, вообще-то, ешь?
– Какое сено?
– Как это какое? – говорим мы. – Тебе сено в посылке прислали. А оно по дороге сдохло, не дождалось, когда ты его счавкаешь. Вон, под кроватью лежит. Мы его, сдуру, вчера открыли – думали, лечебное что- нибудь, так чуть концы не отдали.
Достал минёр посылку, сморщился и пошёл выбрасывать. А мы даже смеяться не могли. Ослабели сильно. Больно было в желудках.
Гадость какая…
В этой автономке мы жили в третьем отсеке в четырехместной каюте: Ленчик Кривошеев, комдив, – раз, я и два пультовика – Веня и Карасик. А через переборку у нас жил командир БЧ-5. Бэчепятого мы через переборку ежедневно доставали: пугали его. Ленчик у нас ба-альшой специалист; ляжет на коечку, примерится, скажет: «Стартует первая!» – и в переборку кулаком как двинет! Как раз на уровне головы спящего меха – и только глухой стук падающего тела: мех с коечки вывалился.
Мех у нас мелкий был и легкий как пушинка. Падать там не далеко, так что он себе никогда ничего не отбивал. Он спросонья долго не мог понять, что это такое с ним регулярно происходит: все ходил к доку и жаловался на нервный сон.
И тут к нему на чай однажды зам забрел. А мы только позавтракали после смены с вахты, легли в каюте и лежим. Не спится. Жара: за бортом – двадцать восемь градусов; в отсеках духотища; вентиляция не чувствуется, холодилка не справляется.
Спали мы тогда голышом: простынками прикроемся только чуть – и все.
Слышим, зам о чем-то с мехом договаривается. И решили мы зама разыграть. Он у нас вредный; всю автономку за пьяницами охотится: ходит по каютам и нюхает.
Придумал все Ленчик. Он сказал:
– Мужики! Есть предложение устроить заму большое шоу. Пусть понюхает. Сделаем так…
И он изложил нам, что надо делать.
Взяли мы ножницы, в каждой простыне посередине аккуратно дырочку вырезали, легли на спину и накрылись ими, а перед тем как накрыться, младших братишек настроили должным образом и сунули их в дырочку. И получилось, что, при хорошей организации, мы накрыты простынями с головой и на всех простынях только одни братики наблюдаются в боевой стойке.
Стали мы зама заманивать: пели, орали пьяными голосами – минут десять длилась вся эта канитель. Наконец зам клюнул: слышим – дверь у меха лязгнула – идет!
Мы мгновенно с головой накрылись – и все: одни братики торчат.
Открывается дверь, и входит к нам зам. А со света в нашей темноте он только одни белые простыни видит и ничего, но в середине каждой простыни что-то такое торчит.
Зам смотрел, смотрел – ничего не понимает, наклонился к Ленчику, а у Ленчика, между прочим, есть на что посмотреть. Приблизил зам лицо вплотную, смотрел, смотрел – и тут до него дошло: чуть не стошнило его.
– Фу! – говорит. – Какая гадость! – и вышел.
А мы от смеха чуть простынями не подавились, так они в глотку втянулись, что чуть дыхалку не перекрыли, честное слово!
Сучок
(читай быстро)
Только с моря пришли, не успели пришвартоваться, а зам уже – прыг! – в люк центрального и полез наверх докладывать о выполнений плана политико-воспитательной работы. Крикнул в центральном командиру: «Я доложить!» – и полез. Мы все решили, что о плане политико-воспитательной работы, а о чем ещё можно заму доложить? Он этим планом всех нас задолбал, изнасиловал, всем уши просверлил. Наверное, о нём и полез докладывать, о чем же ещё? Да так быстро полез. Любят наши замы докладывать. Даже если ничего нет, он подбежит и доложит, что ничего нет. Чудная у них жизнь. Как только он полез докладывать, за ним крыса прыгнула. Её, правда, никто не заметил. Крыса тоже торопилась; может, ей тоже
