самый настоящий грузовой автомобиль!
Из-за переплета оконной рамы показались передние колеса. Грузовик с трудом пробирался по узкой, необъезженной дороге. Ведь по нашей улице никогда не проходил ни один автомобиль. На радиаторе грузовика краснел маленький флажок. Припрыгивая, увязая в снегу и крича, ребята бежали рядом с машиной.
И вот грузовик остановился у нашего дома. Нет, он не застрял в снегу. Шофер специально остановил машину. Об этом можно было судить по тому, что он немедленно открыл дверцу и вышел из кабины. Потом из кабины вышел и другой человек. Это был не кто иной, как сам Николай Иванович.
Из кузова выпрыгнул еще один человек. К нему тут же подбежал Костя. Я, конечно, сразу же догадался: это отец Кости, котельщик Чижов.
Сопровождаемые ребятами, Николай Иванович, отец Кости и шофер вошли в нашу комнату.
– Рыбачить собираешься? – Николай Иванович обнял деда. – Давно не видел тебя, старик!
– Слыхал от внука, что все еще с машинами возишься, – ответил смущенно дед. – Ну, да ты молодой, разницы у нас лет десять будет. А я рыбачу на своей посудине помаленьку. Да нынче рыба путаная и хитрая пошла. Не те времена.
– Тебе пенсию теперь дадут, старик! – весело сказал механик. – Век свой трудился, а теперь в твои годы отдохнуть полагается. А смотри, Максимыч, жизнь-то какая начинается! Новая жизнь – без пароходных компаний, без Макаровых, без ульсенов и фонтейнесов, без орликовых. Теперь мы, Максимыч, сами всему хозяева! И заводам и пароходам – хозяева!
– Хозяева – это верно, – сказал дедушка и взглянул на Чижова. – Только больно дорого это досталось. Вот он выдержал, выстоял, жив, слава богу, остался. А сколько народу русского доброго загубили белогады да иноземные пришельцы. Вот видишь, и нашего соседа капитана Лукина нету…
Котельщик Чижов нахмурился, наклонил голову.
– Лукин на моих глазах погиб, на Мудьюге, – проговорил он глухим голосом, и было видно, что ему очень тяжело вспоминать об этом. Но он снова поднял голову и продолжал:
– Может быть, помнишь, Максимыч, был в трактире у Коновалова официант по прозвищу Шестерка… Такой большеголовый, лысый…
– Как не помнить, – отозвался дед.
– Так вот, этот Шестерка оказался при белых в тюрьме надсмотрщиком, а потом перебрался на Мудьюг, выслужился и свирепствовал страшно. Что только он ни творил – вспомнить жутко. Сколько он погубил наших! Летом он сбрасывал рубаху и ходил среди нас, работающих каторжан, в одной руке – плеть, в дру гой – револьвер. На груди у него татуировка – череп и кости. Должно быть, для того, чтобы еще свирепее казаться. Потому и прозвище у нас новое получил – Синий Череп.
С содроганием слушал я страшный рассказ Чижова. Трудно было в этот рассказ поверить. И в то же время я знал: Чижов не такой человек, чтобы врать и придумывать. Ребята, слушая, молчали.
– Так вот, этот Шестерка, этот Синий Череп… и застрелил у всех у нас на глазах капитана Лукина. Ни за что ни про что, самосудом, из злости. А сколько от его руки других погибло – не сосчитаешь!
Все подавленно молчали. Дед шарил по карманам, видимо, разыскивая трубку.
У меня вдруг сдавило грудь. «Так вот как погиб отец Оли Лукиной, – думал я. – Синий Череп… Синий Череп… Как это страшно!»
– Ну ладно, хватит унывать, – громко сказал отец Кости и присел ко мне:
– Что, идет на поправку? Ну хорошо… Я смотрел на этого небольшого ширококостного человека, похудевшего, но все такого же насмешливого и чуть грубоватого. Костя был очень похож на него.
– Вот и на нашей улице праздник! Не у всех, понятно. – Чижов кивнул на потолок, вверх, где жили Орликовы. – А вы клад искали, хорошую жизнь. Ее не искать, а завоевывать надо и потом строить! Ну, да вы всего добились, молодцы! Хорошо помогли…
Чижов помолчал, улыбаясь, потом спросил, обращаясь ко всем ребятам:
– Теперь вам, братки, только учиться. Все права! Советская власть этого для вас и добивалась. Хотите учиться?
– А как же! – серьезно, баском ответил Костя.
Ребята зашумели. Еще никто из взрослых не разговаривал с ними так серьезно и по-дружески.
– А на кого будете учиться? – спросил Николаи Иванович.
– На капитана, – застенчиво сказал Гриша Осокин. – Можно на капитана?
– Я механиком буду, – отозвался Костя Чижов. – И изобретателем…
– Дело! – сказал Костин отец. – Вот с осени в Соломбале морская школа откроется. Там вас многому научат. А кто захочет – в Москву или в Петроград можно. Ученье – это великое дело!
Морская школа для нас! Это уже было началом той жизни, о которой мы так долго мечтали.
Николай Иванович и Чижов попрощались с дедом Максимычем. Чижов весело подмигнул ребятам:
– А на грузовике, я думаю, вы не отказались бы прокатиться?
Тут поднялся такой шум и гам, что Николай Иванович, смеясь, даже закрыл уши ладонями, а наш ста рый кот Матроско в испуге вскочил на печку и с удивлением выглядывал из-за занавески.
Хотят ли ребята прокатиться на грузовике? Да кто же откажется от такого удовольствия! Ведь еще никому из нас никогда в жизни не приходилось кататься на автомобиле.
Ребята бросились во двор. И я схватился за шапку.
