– Эта часть была задумана особенно тонко. Передай он вам портсигар с просьбой доставить его незнакомому человеку, это могло вызвать ваши подозрения, но история о сыне и эта медаль должны были доказать его привязанность к семье и у вас не появилось бы оснований сомневаться. Ну а этот этот чек… – он положил его вместе с медалью в ящик стола и стал снова укладывать изумруды в коробку, – без сомнения должен был послужить доказательством, что она не имеет особой цены.
Отложив портсигар, комиссар взглянул на Рассела, в его глазах снова была заметна настороженность.
– Мы ещё поговорим об этом позднее, но сейчас я принимаю эту историю в том виде, как вы мне её рассказали. Должен также предупредить вас, что вы все ещё подозреваетесь в убийстве. Сейчас я допрошу остальных, но вы должны задержаться до тех пор, пока они все не уйдут.
9
Когда детектив принес стулья, расставил их и пригласил остальных свидетелей из другой комнаты, Рассел мог смотреть только на Клер Тремен. Он почувствовал себя гораздо лучше, когда та ему улыбнулась и заговорила озабоченным тоном.
При этом её зеленые глаза внимательно изучали его лицо, в глубине их он заметил сочувствие и заботу. В них была видна и нерешительность, и сомнения, но его обрадовало, что там не было подозрительности. Он её успокоил, сказав, что все объяснит позже, и в этот момент Квесада откашлялся и объявил, что он хотел бы проверить ранее данные показания в присутствии других свидетелей, после чего они смогут уйти.
Пока все рассаживались, он прошел за свой стол, отодвинул в сторону какие-то бумаги и взял несколько лежавших сверху скрепленных листов. Взглянув на них, перевел взгляд на Лолу Синклер. То же самое сделал Рассел, удивляясь, что она здесь делает, до тех пор, пока не услышал все, что затем последовало.
– Вы прибыли сюда примерно два года назад, мисс Синклер, – сказал Квесада. – Вы работали в Соединенных Штатах и приехали сюда, чтобы стать спасателем в бассейне отеля «Эль Панама».
Лола откинулась на спинку стула, её обнаженные руки были скрещены на груди, подбородок заносчиво поднят, глаза смотрели прямо и твердо.
– Все верно.
– Спустя примерно девять месяцев вас уволили. Почему?
– Разве это важно?
Квесада подумал и решил, что это действительно несущественно.
– Вы решили остаться здесь, но чтобы это сделать, нужно было заплатить взнос в триста долларов, поэтому вы отправились в Коста-Рику м вернулись оттуда как эмигрантка, взнос для которой составлял гораздо меньшую сумму. Затем вы начали работать у Макса Дарроу. Как это случилось?
– Я думала, что могла бы немного петь. Оркестр обычно позволял мне спеть время от времени одну-две песни и постучать кастаньетами. Макс сказал, что меня уволили по его вине, и решил, что я должна работать у него, что я и сделала.
Квесада закурил сигарету и стал рассматривать второй листок бумаги.
– Как вы знаете, – продолжил он, – в шкафу в спальне Дарроу мы нашли некоторые предметы женского туалета – среди прочего домашний халат и шлепанцы. Вы сказали, что это ваши вещи.
– Да, мои.
– Но вы утверждаете, что оставили их там более двух месяцев назад.
– Почти три месяца.
– И за это время больше не были в квартире?
– Нет. – Накрашенные губы сжались и она бросила быстрый презрительный взгляд на Сильвию Баском. – Я разонравилась Максу. Это он так сказал, – добавила она с горечью.
– Вы были в тот вечер в квартире?
– Нет. Я уже трижды говорила вам об этом.
– В девять вечера вы были в ресторане?
– Да.
– Видели вы в это время мистера Кастанцу?
– Я видела его примерно в это время. Но не обращала внимания на часы.
– Мог ли он отсутствовать несколько минут?
– Конечно.
– Сами вы ничего не знали об убийстве?
– Нет.
– Вы утверждаете, что не заметили ничего необычного, ничего, что могло бы помочь нам.
– Да, это так.
Квесада стряхнул пепел со своей сигареты.
– Очень хорошо, – сказал он невозмутимо. – Вы можете идти.
Лола явно была удивлена, что разговор с ней закончился так быстро, но не стала терять времени и быстро покинула комнату; теперь настала очередь Ала Фолли.