понимали только князей светских и церковных и в лучшем случае близких к ним феодалов, иногда мелких вассалов. Во многих источниках приводится точное определение круга участников государственных собраний. Это были «князья государства»[280], «князья и управители областей»[281], «архиепископы, епископы, аббаты, герцоги, маркграфы, графы и многие другие»[282] и все, кого приглашал король[283]. Король мог приглашать и министериалов (в последнем случае они именно и имеются в виду). Генрих IV, как известно, предпочитал послушных министериалов строптивой знати. Объявление собраний и приглашение на них осуществлялось обычно королем[284]. Как видно по немногим сохранившимся пригласительным письмам; адресованным прелатам, король рассылал письменные приглашения если не всем участникам и не на все собрания, то. по крайней мере, важным лицам из среды князей на особенно важные собрания[285]. Посещение государственных собраний являлось обязанностью князей, и король напоминал об этой обязанности в своих пригласительных письмах. Вот одно из таких напоминаний, направленное Генрихом IV аббату монастыря Тегернзее в связи с предстоящим собранием в Майнце для решения церковных дел: «увещеваем, просим и приказываем добросовестно выполнить свой долг перед нами, и, помня о боге, мире, христианской любви и снискании нашей милости, прибыть на вышеназванное собрание, несмотря ни на какие непредвиденные обстоятельства, могущие этому помешать. Имей в виду, что от этой обязанности мы не освобождаем никого из князей и никому не прощаем пренебрежения ею»[286].
Чем объясняется столь настоятельная забота короля о посещении князьями государственных собраний и, следовательно, о проведении самих этих собраний? Казалось бы, что король должен был, наоборот, избегать этих собраний, поскольку они умаляли, а иногда и подменяли его власть. Но такое предположение, могущее возникнуть из аналогии с абсолютизирующейся феодальной монархией, в корне неправильно. Государственные собрания князей являлись в тех условиях фактической политической самостоятельности крупных вотчинников необходимым составным элементом политического устройства страны, без которого не могла существовать сама феодальная монархия и представляемое ею политическое единство. Это еще не сословно-представительная монархия, где отдельные феодалы представляют все сословие: это раздробленная монархия, в которой каждый феодал представлял самого себя. Король нуждался в согласии князей на его мероприятия[287], не в меньшей мере, чем князья нуждались в королевской власти как объединяющем государственном органе. Ведь каждый князь и, по существу, каждый феодальный землевладелец располагал в своем владении или вотчине государственной властью «местного масштаба»; при таких условиях государственная власть в целом в стране могла строиться только как некая политическая сумма всех этих вотчин и «поместий-государств»[288].
Государственное единство Германии основывалось не только на силе королевской власти, но и на согласии князей. Это с особой наглядностью проявляется во второй половине XI и начале XII в., в период борьбы за инвеституру. Прямая поддержка князьями короля обеспечивала успех королевской власти, отказ в их поддержке обусловливал ее поражение. Роль собраний князей в этот период особенно возросла[289]. Если королю удавалось собрать много князей и добиться у них поддержки, дело его торжествовало, если князья не являлись на собрания, игнорировали их или, явившись, держали себя враждебно, дело его рушилось. В период Саксонского восстания Генрих IV несколько раз назначал собрание князей, у которых он хотел заручиться поддержкой против мятежников, но князья не являлись или прибывали только немногие[290]. Такие случаи бывали и при Генрихе V. Когда он в 1115 г. назначил собрание князей, чтобы добиться примирения с инсургентами (в Саксонии бушевало тогда новое восстание), то большинство князей не обратило внимания на приглашение короля и не явилось в назначенное место[291].
Собрание князей могло выступать в некоторых случаях и как суверенный орган. Это бывало во времена королевских выборов, при отстранении королей от власти и в периоды междуцарствий. В этих случаях князья собирались по своей воле, без особого королевского повеления. Инициатива созыва принадлежала обычно прелатам, в частности архиепископу Майнцскому.
Собрание князей отдельных герцогств отстранило в 887 г. от престола Карла III и признало королем Арнульфа[292]. В 900 г. собрание оптиматов провозгласило королем Людовика Дитя[293]. Собраниями князей, как известно, были избраны в короли Генрих II и Конрад II[294]. В период борьбы за инвеституру, особенно в 70-х годах XI в., князья часто собирались по собственному почину и вершили государственные дела без короля и против него. Они отстраняли королей и избирали антикоролей, Так, Трибурское собрание в 1076 г. отказало Генриху IV в поддержке и заставило его отправиться в Каноссу, а Форгеймское собрание и вовсе лишило его престола, избрав королем Рудольфа Швабского[295]. Собрания князей в этот период превращаются в суверенный орган власти и ведут самостоятельно внутреннюю и внешнюю политику – определяют компетенцию короля, издают законодательные акты, ведут переговоры с папой и т. п.[296]. Однако не следует представлять эти государственные собрания князей в виде единого сплоченного органа или некоего «парламента» страны. Органом здесь скорее являлся каждый князь, а само собрание напоминало «федерацию» магнатов. Совместные решения и действия предпринимались постольку, поскольку они отвечали интересам всех князей вместе и каждого из них в отдельности. В важных случаях каждый магнат старался провести собственные требования и гарантировать их выполнение[297]. Королю приходилось торговаться с каждым влиятельным феодалом в отдельности и улаживать дело на взаимовыгодной основе.
В собраниях участвовали светские и церковные князья [298]. Они в большинстве случаев обсуждали совместно светские дела и дела церкви; поэтому источники называют эти собрания то placita, то synodus[299]. В некоторых случаях съезд раздваивался, и дела решались раздельно: канонические – прелатами, светские – светскими князьями. Об одном таком съезде, имевшем место в 852 г., рассказывает Рудольф Фульдский[300].
Председательствовал в большинстве случаев на всех этих собраниях и синодах король. Одного общего места для государственных собраний не существовало, как не существовало и столицы государства. Собирались обычно там, где находился король и куда он приглашал князей. Большие собрания (generalia placita) происходили, как правило, раз в год, чаще всего в пасхальные праздники. В случае надобности король созывал князей и чаще. В бурные времена 1073 – 1085 гг. собрания происходили по нескольку раз в год, иногда почти ежемесячно[301].
Приведем некоторые данные о государственных собраниях в отдельные периоды; это даст возможность более точно определить их роль в государственной жизни и в сохранении единства феодального государства. Вместе с тем это покажет направление эволюции феодальной монархии.
Государственные собрания сохраняли свое значение в течение всего изучаемого периода. Ведущая роль в этих собраниях находилась в руках наиболее могущественных феодалов: с начала X в. заправилами являлись племенные герцоги и крупная «должностная» знать, со второй половины XI в. решать дела начали князья образующихся территориальных владений.
Выше приведены данные о большом собрании князей в 852 г. Подобные съезды имели место при немецких Каролингах почти ежегодно. Во времена династических кризисов (887, 897, 900 гг.) феодальная знать брала фактическую власть у монархии непосредственно в свои руки и решала дела государства и престола самостоятельно. После династии Каролингов значение княжеских собраний не только не уменьшилось, но даже возросло. Короли, располагавшие реальной властью только в одном или двух герцогствах, вынуждены были при решении важных государственных вопросов созывать феодальную знать герцогств, чтобы заручиться ее общим согласием на эти мероприятия. Без согласия князей король не мог даже занять престол.
