щедро выкуплю кольцо.Но ты захочешь, может быть,За Дугласа меня просить.Не нужно. Я прощаю клан.Мы были введены в обман.Я и лорд Дуглас с этих порЗабудем злобный наговор.Невинно прежде пострадав,Перед законом Дуглас прав.И впредь Гленкорну и де ВоНе дам я притеснять его.Лорд Босуэл, как в былые дни,Вернейшим подданным сродни.Так что ж, мятежница моя,Улыбки все не вижу я?Лорд Дуглас, я прошу помочь.Не верит счастью ваша дочь».28И Элен крепко, как могла,Отца за шею обняла.Король, увидев этот пыл,Всю сладость власти ощутил,Когда повелевает властьДобру — воспрять, пороку — пасть.Недолго любовался он,Как Дуглас встречей восхищен.«Нет, Дуглас, от души прощайИ дочь от нас не похищай.Поистине, врагам назло,Вас чудо с дочерью свело.Когда бродил я по странеВ одежде, не присущей мне,Я звался именем другимИ все ж по праву звался им:Фиц-Джеймс — так на норманский ладО всяком Джеймсе говорят.Таясь, я лучше видеть мог,Где поднял голову порок».Затем — вполголоса: «Итак,Изменница, я был твой враг!Нет, никому не открывай,Как я пришел в озерный крайИ как меня послала тыТуда, на горные хребты,Где чудом, в битве победив,Твой государь остался жив».И — громко: «Этот талисманТебе в горах Фиц-Джеймсом дан.Окончена Фиц-Джеймса роль.Чем наградит тебя король?»29Да, видно, знал король давно,Кем сердце Элен пленено.Теперь она глядит смелей,Но страх за Грэма ожил в ней,А также страх за храбреца,Что встал за честь ее отца.И, благородных чувств полна,Просила милости она,Хоть Родрика тяжка вина.Король вздохнул: «Увы, лишь богЖизнь Родрика продлить бы мог.Вот было сердце! Вот рука!Я знаю мощь его клинка.Не надо мне богатств моих,Лишь был бы он среди живых.Но перед Элен я в долгу.Чем отплатить я ей могу?»И Элен к Дугласу идет,Кольцо, краснея, отдает,Чтоб короля отец просилО том, что ей назвать нет сил.Король сказал: «Суров закон.Мятежников карает он.Где Малькольм? Да свершится суд!»Грэм преклонил колено тут.«Тебе, бунтарь, пощады нет.Ты, нашей ласкою согретИ принят милостиво в дом,Ответил буйным мятежом,И у тебя, от нас вдали,Мои враги приют нашли.Твоя вина известна всем.Вот цепь и стража, дерзкий Грэм!»И цепь из золота, светла,На грудь мятежника легла.Теперь мятеж его забыт,И Элен рядом с ним стоит.

ЭПИЛОГ

О арфа севера, теперь прощай!На дальние холмы спустилась тень,И в сумерках из чащи невзначайЕдва заметный выглянул олень.Сойди же с колдовством своим под сеньРодного вяза, к водам родника!Твой нежный глас, едва смолкает день,Как будто эхо с горного лужкаПлывет в гуденье пчел и в песне пастушка.Однако же прощай и мне простиНеловкие удары по струнам.Не для того я пел, чтоб быть в чести,Вот и небрежен был по временам.Ты мне была как сладостный бальзам.Я шел один, покорствуя судьбе,От горестных ночей к горчайшим дням,И не было спасения в мольбе.Я тем, что ныне жив, обязан лишь тебе.Прощай, прислушайся к шагам моим,Неслышно затихающим вдали.Кто струн теперь коснется? Серафим?А может, духи добрые земли?Теперь твои напевы отошли,Растаяли по склонам горных рек,А то, что ветры дальше понесли,Уже не различает человек.О чаровница, звук умолк, прощай навек!1810

КОММЕНТАРИИ. ПОЭМЫ И СТИХОТВОРЕНИЯ

Для большинства советских читателей Вальтер Скотт — прежде всего романист. Разве что «Разбойник» Э. Багрицкого — блестящий вольный перевод одной из песен из поэмы «Рокби» — да та же песня в переводе И. Козлова, звучащая в финале романа «Что делать?», напомнят нашему современнику о Вальтере Скотте-поэте. Быть может, мелькнет где-то и воспоминание о «Замке Смальгольм» Жуковского — переводе баллады Скотта «Иванов вечер». Пожалуй, это и все.

Между тем великий романист начал свой творческий путь как поэт и оставался поэтом в течение всей своей многолетней деятельности. В словесную ткань прозы Скотта входят принадлежащие ему великолепные баллады, и песни, и стихотворные эпиграфы. Многие из них, обозначенные как цитаты из старых поэтов, на самом деле сочинены Скоттом — отличным стилизатором и знатоком сокровищ английской и шотландской поэзии. Первая известность Скотта была известность поэта. В течение долгих лет он был поэтом весьма популярным; Н.

Гербель в своей небольшой заметке о поэзии Скотта в книге «Английские поэты в биографиях и образцах» (1875) счел нужным напомнить русскому читателю, что поэма «Дева озера» выдержала в течение одного года шесть изданий и вышла в количестве 20 тысяч экземпляров и что та же поэма в 1836 году вышла огромным для того времени тиражом в 50 тысяч. Когда юный Байрон устроил иронический смотр всей английской поэзии в своей сатире «Английские барды и шотландские обозреватели» (1809), он упомянул о Скотте сначала не без насмешки, а затем — с уважением, призывая его забыть о старине и кровавых битвах далеких прошлых дней для проблематики более острой и современной. Скотта-поэта переводили на другие европейские языки задолго до того, как «Уэверли» положил начало его всемирной славе романиста.

Итак, поэзия Скотта — это и важный начальный период его развития, охватывающий в целом около двадцати лет, если считать, что первые опыты Скотта были опубликованы в начале 1790-х годов, а «Уэверли», задуманный в 1805 году, был закончен только в 1814 году; это и важная сторона всего творческого развития Скотта в целом. Эстетика романов Скотта тесно связана с эстетикой его поэзии, развивает ее и вбирает в сложный строй своих художественных средств. Вот почему в настоящем собрании сочинений Скотта его поэзии уделено такое внимание. Поэзия Скотта интересна не только для специалистов, занимающихся английской литературой, — они смогли бы познакомиться с нею и в подлиннике, — но и для широкого читателя. Тот, кто любит Багрицкого, Маршака, Всеволода Рождественского, кто ценит старых русских поэтов XIX века, с интересом прочтет переводы поэм и стихов Скотта, представленных в этом издании.

Объем издания не позволил включить все поэмы Скотта (из девяти поэм даны только три). Но все же читатель получает представление о масштабах и разнообразии поэтической деятельности Скотта. Наряду с лучшими поэмами Скотта включены и некоторые его переводы из поэзии других стран Европы (бал— лада «Битва при Земпахе»), его подражания шотландской балладе и образцы его оригинальной балладной поэзии, а также некоторые песни, написанные для того, чтобы они прозвучали внутри большой поэмы или в тексте драмы, и его лирические стихотворения.

Скотт-юноша прошел через кратковременное увлечение античной поэзией.

Однако интерес к Вергилию и Горацию вскоре уступил место устойчивому разностороннему — научному и поэтическому — увлечению поэзией родной английской и шотландской старины, в которой Скотт и наслаждался особенностями художественного восприятия действительности и обогащался народным суждением о событиях отечественной истории.

Есть все основания предполагать, что интерес к национальной поэтической старине у Скотта сложился и под воздействием немецкой поэзии конца XVIII века, под влиянием идей Гердера. В его книге «Голоса народов» Скотт мог найти образцы английской и шотландской поэзии, уже занявшей свое место среди этой сокровищницы песенных богатств народов мира, и — в не меньшей степени — под влиянием деятельности поэтов «Бури и натиска», Бюргера, молодого Гете и других. Переводы из Бюргера и Гете были первыми поэтическими работами Скотта, увидевшими свет. О воздействии молодой немецкой поэзии на вкусы и интересы эдинбургского поэтического кружка, в котором он участвовал, молодой Скотт писал как о «новой весне литературы».

Что же так увлекло Скотта в немецкой балладной поэзии? Ведь родные английские и шотландские баллады он, конечно, уже знал к тому времени по ряду изданий, им тщательно изученных. Очевидно, молодого поэта увлекло в опытах Гете и Бюргера то новое качество, которое было внесено в их поэзию под влиянием поэзии народной. Народная поэзия раскрылась перед Скоттом через уроки Гете и Бюргера и как неисчерпаемый клад художественных ценностей и как великая школа, необходимая для подлинно

Вы читаете Дева озера
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату