унисон скандировать свои мистические сентенции:
— Битойс… Зигей… Реммер… Пройархис…
— Что они говорят? — прошептал Престимион.
— Откуда я знаю, — рассмеялся Септах Мелайн.
— Мне кажется, что эти колдуны из Тидиаса, а ведь вы, если я не ошибаюсь, родом из этого города.
— Когда я жил там, то не имел дела с колдунами и не тратил время на изучение их темных искусств, — ответил Септах Мелайн. — Если вам нужен перевод, самый подходящий человек — это Гиялорис.
Престимион кивнул. Но, обернувшись к Гиялорису, он увидел, что могучий великан, опустившись на колени, вместе с геомантами самозабвенно бормочет непонятные заклинания. Из любви к Гиялорису Престимион заставил себя сдержаться и не проявлять раздражение, вызванное происходившим перед ними длинным обрядом.
В любом случае было бы форменным безумием с его стороны выступать против колдовства, имея одного-единственного союзника — Септаха Мелайна. Престимиону начало казаться, что он и Септах Мелайн — последние люди на Маджипуре, не поддавшиеся заклятиям чародеев. Но даже им, как начинал понимать Престимион, следует проявлять больше такта и не выказывать явно свое отвращение к колдовству. Корональ не должен слишком открыто противостоять господствующим настроениям своего времени.
Он поднял взгляд на поле. Колдуны, забрав свои магические штучки, уже удалились, и шла подготовка к началу забегов. Сначала спринт — на него потребуется совсем мало времени — а затем более длинные дистанции: один круг, два круга, шесть кругов, десять…
Престимиону удалось узнать лишь очень немногих из участников. С Замковой горы в составе эскортов королевского семейства, герцогов и иных властителей прибыло очень много молодых рыцарей и гвардейцев. Большинство бегунов были именно из их числа, но по именам он знал лишь нескольких. Принц окинул взглядом поле. Слева развернулась подготовка к боям на дубинках. Этот спорт был ему больше по вкусу, нежели бег; сам он, будучи подростком, добивался в нем заметных успехов.
Герцог Свор, сидевший сбоку от Престимиона, тронул его за рукав.
— Вы хорошо спали этой ночью, принц? — спросил он негромким и странно хриплым голосом.
— Не обратил внимания. Наверно, как обычно.
— А я нет. И видел очень неприятные сны.
— Да? — без всякого интереса откликнулся Престимион. — Со многими случается. Я вам сочувствую. — Он указал пальцем на собиравшихся бойцов с дубинками. — Видите того, в зеленом, на дальней стороне, Свор? А вы, Септах Мелайн? Обратите внимание, как он стоит: словно у него пружины в ногах. А движения запястий! Мысленно он уже работает с дубинкой, а по сигналу лишь приведет в движение руки и ноги. Пожалуй, я поставлю на него. Кто согласен рискнуть пятью кронами на первый бой? Я ставлю на зеленого.
— А прилично ли держать пари на этих Играх, принц? — с сомнением в голосе проворчал Гиялорис.
— А почему нет? Прилично по отношению к кому, Гиялорис? К понтифексу?
Я думаю, его сейчас это мало заботит. Пять крон на зеленого!
— Его зовут Мандралиска, — заметил Септах Мелайн. — Он из числа людей вашего кузена. Мерзкий тип, как и большинство из тех, кого вашему кузену нравится держать подле себя.
— Вы говорите о прокураторе? Он приходится мне очень дальним родственником.
— Но, как я понимаю, все-таки приходится. Как я слышал, этот Мандралиска — его главный дегустатор ядов.
— Кто?
— Стоит рядом с господином и прикладывается к каждому бокалу, который тому подносят, чтобы удостовериться, что пить можно. Я сам видел это на днях.
— А-а, понятно. Что ж, значит, я поставил пять крон на дегустатора яда Дантирии Самбайла! Мандралиска, так вы, кажется, сказали, его зовут?
— Я с удовольствием поставлю пятерку против него из одной лишь неприязни к этому человеку, — сказал Септах Мелайн, подбросив в воздух сверкающую монету. — Этому Мандралиске, как я слышал, вышибить дух из человека так же легко, как и оттолкнуть прохожего на дороге. Я ставлю на мальчика в алом.
— Престимион, что касается этого моего сна… — вновь заговорил Свор тем же тихим напряженным голосом. — Если вы позволите…
Престимион нетерпеливо повернулся к нему.
— Неужели он был настолько ужасным, что вы должны излить его содержание мне прямо сейчас? Ладно, Свор, валяйте. Валяйте! Расскажите его, и покончим на этом.
Маленький человечек запустил пальцы в тугие завитки своей короткой черной бороды; его лицо приняло самое кислое из доступных ему выражений, так что густые нависающие брови сошлись над переносицей, образовав единую линию.
— Мне приснилось, — сказал он после небольшой паузы, — что старый понтифекс наконец умер, и лорд Конфалюм прибыл в Тронный двор, перед всеми нами провозгласил вас короналем, снял с головы корону Горящей Звезды и, держа ее в руках, протянул вам.
— Пока что я не вижу ничего ужасного, — вставил Престимион.
На поле друг перед другом неподвижно застыли четыре пары бойцов на дубинках. Вместо боевых палиц они держали в руках нетолстые гибкие палки из легкого дерева ночной красавицы.
— Вызывайте противников! — отдал команду судья. — Приготовились! Бой!
Как только раздался сигнал к началу соревнований, Престимион подался вперед, всем корпусом покачиваясь в такт движениям бойцов и четкому ритму стремительно мелькавших дубинок. Этот спорт требовал не столько силы, сколько внимания, скорости реакции и ловкости движений запястья. Палки, имитировавшие боевые палицы, были настолько легки, что ими можно было фехтовать быстрее, чем самой легкой рапирой. Необходимо заранее и точно угадывать действия противника, едва ли не читать его мысли; в противном случае шансов парировать удары почти не оставалось.
Тем временем Свор, почти вплотную придвинувшись к Престимиону, продолжал свой рассказ:
— Принц Корсибар стоял напротив вас в зале, и его рука уже поднялась, готовая изобразить знак Горящей Звезды в тот момент, когда лорд Конфалюм возложит корону вам на голову. Но прежде, чем это свершилось, в зал вступил мертвый понтифекс Пранкипин.
— Очень странное видение, — вставил Престимион, слушавший своего сподвижника вполуха. — Но ведь это был всего лишь сон. — Он повернулся к Септаху Мелайну и с усмешкой толкнул его локтем: — Посмотрите, как дегустатор яда ловко машет палкой! Боюсь, что ваш мальчик в алом пропал. А вместе с ним и ваши пять крон.
Резким жестким голосом, в котором появилась редкая для Свора настойчивость, герцог перебил Престимиона:
— Принц, дальше я видел, как старый понтифекс подошел к лорду Конфалюму и небрежно забрал корону у него из рук Он направился с ней не к вам, а к принцу Корсибару и вложил корону прямо в его поднятые руки, так что Корсибару оставалось лишь возложить ее себе на голову. Что Корсибар без малейшего колебания и сделал, а все мы ошеломленно застыли на месте. Но корона была на его голове, а тот, кто носит корону — король. Так что выход у нас был только один: преклонить перед ним колени и прокричать традиционное приветствие: «Корсибар! Лорд Корсибар! Да здравствует лорд Корсибар!» Внезапно зал окрасился цветом огня — нет, цветом крови, яркой свежей крови — и я проснулся в поту с головы до ног. Но через некоторое время я снова заснул и увидел тот же самый сон, до мельчайших деталей совпадавший с первым.
— Значит, лорд Корсибар… — нахмурившись, сказал Престимион. — Во сне все возможно, Свор.
— Алый! — вдруг завопил Септах Мелайн. — Алый! Ну же, алый! Давай, алый! — А затем он застонал и выругался, когда дегустатор яда внезапно выполнил несколько ловких финтов, заставив противника раскрыться и перенести вес не на ту ногу, а затем обрушил на него серию молниеносных ударов.
— Божество благосклонно к вам! — сказал Септах Мелайн, с кривой улыбкой вкладывая монету в руку Престимиона.
— Я понял его возможности еще до начала соревнований, глядя на его движения. Он в этом деле на три
