Такой поворот событий никак не входил в планы верховного жреца. Желая остудить его, он довольно вежливо пригласил Упнефера садиться. Тот сел, несколько успокоившись.
Эйе начал издалека.
— Лично я ничего против тебя не имею. Ты мне нравился всегда и, если помнишь, нас с тобой связывает общая тайна.
Упнефер вспыхнул, но промолчал. Он хорошо помнил эту тайну, связанную с рабыней Истерим. И вряд ли Меритамон, узнавшая об этих гнусностях мужа, решилась бы выдвигать его на пост правителя Египта.
— Волей Амона получилось так, что мы с тобой стали друзьями. Настоящими друзьями, которым не нравился один-единственный человек. Стоит ли нам теперь портить отношения? Я повторяю ещё раз — я очень люблю тебя и вовсе не против твоего желания. Но, с одной стороны буква закона, а с другой… — Он внимательно посмотрел на Упнефера.
— А с другой? — нетерпеливо спросил Упнефер.
— Не хотел, но так и быть, скажу. С другой стороны, боги Египта против твоего правления.
— Боги? — изумился Упнефер. — Почему же?
— Сменхкар, потом Небхепрура. Оба были молоды. Один правил два с половиной года, другой — пять с лишним лет. Если ты займешь престол, боги начнут отсчитывать твои дни. И успокоятся, как ты сам уже понял, после третьей жертвы. Теперь думай сам. Если надумаешь, я попрошу царицу Анхеспаамон сделать исключение для свода закона.
Давая понять, что разговор окончен, Эйе встал и подошел к окну. Упнефер, однако, продолжал сидеть.
— Так кто же все-таки займет трон? — спросил он Эйе.
Эйе равнодушно пожал плечами.
— Согласно нашим законам, вдова фараона должна незамедлительно выйти замуж и провозгласить мужа фараоном. Следующий пункт закона гласит о том, сто если она не желает выйти замуж, то имеет право назвать фараоном кого-нибудь из близких родственников. Все, как видишь, в её власти. Я лишь исполнитель. Кстати, я должен тебя поздравить. По моей просьбе покойный Небхепрура назначил тебя наместником Сирии.
— Правда? — Упнефер даже подскочил от радости. Эйе сразу понял, что перед ним открыт путь к трону, который минуту назад преграждал этот недалекий юнец.
Эйе неторопливо подошел к шкафу, заполненному глиняными табличками, и, найдя нужную, протянул Упнеферу. Тот жадно схватил её, пробежал глазами.
— И печать Небхепруры… И даже выжжена, — восхищенно проговорил он, не отрываясь от приказа.
— Мир праху его! — горестно воскликнул Эйе.
— Мир праху его! — не менее притворно повторил Упнефер.
— Не теряй времени, сын мой. Отправляйся в Сирию и приступай к своим обязанностям. Это очень богатая страна.
— Слушаю и повинуюсь, мой господин.
— Да, кстати. Собери как можно больше золота ко дню похорон Небхепруры. Как бы та не было, но Сирию взял он. Следовательно, похороны должны быть царские и даже лучше. Народ его любил, и мы должны считаться с этим. — Я понял, мой господин. Я могу идти?
— Иди. Да хранит тебя Амон.
После его ухода Эйе велел вызвать парасхитов. Приняв их и сделав соответствующие указания, Эйе послал за каменотесами и золотых дел мастерами. Первым явился золотых дел мастер, давно славившийся своим искусством. Эйе не знал его имени, но хорошо помнил лицо.
— Вот что, мастер, — жестко приказал он. — Даю тебе десять дней на скульптурное изображение покойного фараона. Материала, то есть чистого золота, добытого Небхепрурой в походе на Сирию, не жалей. Все, чего он достиг в этой жизни, должен унести с собой. Золотое изображение фараона должно в точности соответствовать лицу покойного. Даже за небольшое отступление я жестоко накажу тебя. Иди.
Мастер молча поклонился и вышел. Вошел слуга и доложил о прибытии каменотесов.
— Только одного, главного, — раздраженно объявил Эйе.
Когда вошел мужчина средних лет с богатырскими плечами и тяжелой заросшей головой, верховный жрец явно занервничал. Помыть, одеть его — и перед ним не устоит даже Нефертити, завистливо подумал он, неприязненно кивая в знак приветствия.
— Сколько тебе надо времени на сооружение большой подземной усыпальницы?
Каменотес вежливо поклонился.
— Срок определяешь ты, господин. Мое дело повиноваться.
Ответ понравился Эйе, но он не подал виду.
— У тебя в запасе тридцать девять дней. Успеешь?
Мастер снова поклонился.
— Должен, мой господин.
— Небхепрура не успел приступить к возведению своей пирамиды. Поэтому мы его похороним в земле. Через десять дней к тебе примкнут золотых дел мастера. Стены усыпальницы будут из золота, потолок из алебастра. Главный вход в неё должен быть надежно защищен от грабителей и воров. Ты хорошо все понял?
— Да, мой господин.
— Можешь идти.
На следующий день Эйе нашел царицу Анхемпаамон в саду, где она любила проводить время с мужем. Приблизившись к ней, жрец заметил, что она не плачет. Но приглядевшись повнимательней, понял — слезы выплаканы все. Она сидела одна, без служанок, которые обычно всюду сопровождали её.
— Пусть минуют Египет черные дни, — пылко сказал он. — И тебя, мря царица.
— Они уже настали, Эйе, настали, — в горестном раздумье ответила она. — Вот сижу и думаю, может, и мне за ним?
В этих словах было столько невыразимой печали, что Эйе искренне посочувствовал ей.
— Не подобает царице рассуждать так, — растроганно сказал он. — Царице великого Египта, славу и богатство которого приумножил любимый нами Небхепрура. Душа его вознеслась и присоединилась к богам, откуда он наблюдает за нами.
Анхеспаамон при имени мужа закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. Эйе выждал и, когда царица успокоилась, продолжал:
— Все жрецы фиванских храмов требуют от нас нового фараона Египта, солгал он. — Тебе, царица, надлежит назвать его имя.
— Ах, мне уже все равно, — безразлично вздохнула Анхеспаамон. — Назови кого хочешь.
Эйе промолчал и, выждав паузу, добавил:
— Ты ведь знаешь наши законы…
— Я не хочу выходить замуж и делить свое ложе с кем-то после Тутанхамона.
— Но Египет не может оставаться без правителя. Страна раздробится и выйдет из подчинения. Простолюдины обнаглеют и сотрут нас с лица земли. Ты понимаешь, что говоришь, дочь моя?
Убедительность тона смирила молодую царицу.
— Будь ты, — сказала она тихо и опустила голову. — Все равно больше некому.
У Эйе перехватило дыхание. Неужели мечта может осуществиться?
— Для этого, — глухо ответил он, не слыша собственного голоса, — ты должна объявить меня своим мужем.
Она медленно подняла голову и посмотрела на верховного жреца.
— Только для престижа могущественного Египта, — прошептала она и скрепила своей печатью глиняную табличку, которую предусмотрительно прихватил с собой Эйе. — Обещай, что никогда не воспользуешься правами мужа.
— Обещаю, — пылко воскликнул Эйе.
