— Смею надеяться, что к планете мы относимся достаточно бережно, — сказал кардинал.
— Да, это правда. И за это мы вам очень благодарны. И, пожалуй, вы заслуживаете большего, чем просто благодарность. Вы заслуживаете, чтобы вам была оказана помощь. Тебе, кардинал, знаком пыльник?
— Пыльник? — удивлённо переспросил кардинал.
— Декер называл его Шептуном. Может быть, он знаком тебе под этим именем?
— Никогда не слыхал о таком, — покачал головой кардинал.
— Когда-то их было много на этой планете. А потом они все улетели. Но одного оставили. Совсем маленького, детёныша.
— Этот детёныш и есть Шептун? Пыльник Декера?
— Верно. Он остался тут совсем один, такой маленький. Но он подаёт большие надежды. Мы гордимся им.
— Хотелось бы познакомиться с ним, — сказал кардинал. — Странно, но я о нем даже не слышал.
— Сейчас ты не сможешь с ним познакомиться. Он ушёл. Ушёл вместе с Джилл и Теннисоном. Они все вместе отправились на поиски Рая.
— Рая?! — выдохнул Феодосий. — Вы сказали «Рай»? Я не ослышался?
— Ты слышал об этом Рае? Он что-то значит для тебя?
— Не только для меня. Для всех нас. Очень много значит. Не могли бы вы сказать мне, что это такое?
— Я ничего не могу сказать тебе, кроме того, что эти трое отправились туда. В путешествии им помогают другие существа, кубоиды из мира, который отыскали Слушатели очень давно.
— Просто поразительно, как много вам известно о нас и нашей работе!
— Мы храним планету, — объяснил глухоман. — И нам представлялось разумным иметь хотя бы приблизительное представление о том, что здесь делается.
— Значит, Рай? — спросил Феодосий не то себя, не то глухомана.
— Правильно, Рай, — подтвердил глухоман.
Он умолк, гудение прекратилось. Кардинал понял, что оставаться смысла не имеет. Он резко повернулся и пошёл вниз с холма, цепляясь мантией за колючие кусты. На ветках оставались клочки лилового шелка.
У подножия холма он набрёл на крошечное озерцо, окружённое большими плоскими камнями. Наверное, они падали сюда с гор много, много лет подряд. Маленькое, сверкающее водяное зеркальце в оправе из камней.
Кардинал упал на колени у воды, молитвенно сложил руки, опустил голову на грудь.
— Всемогущий Господь, — взмолился он. — Пусть все будет хорошо. Молю тебя, заклинаю, пусть все будет хорошо!
Глава 52
Казалось, ничего не изменилось в математическом мире. Горохово-зелёный ковёр поверхности убегал к далёкому горизонту, где встречался с краем купола бледно-сиреневых небес. Кубоиды как будто стояли на обычных местах.
Но все-таки для Теннисона не все было как в прошлый раз. И дело было не в том, что он или кубоиды стояли по-другому, не на тех местах. Дело было в нем самом. Он был одновременно самим собой и кем-то другим или другими.
Первый раз, попав в математический мир вместе с Шептуном, он ощущал его присутствие очень слабо, вернее, большую часть времени вовсе не ощущал. То ли был слишком напуган, чтобы думать о Шептуне, то ли слишком увлечён тем, что видел вокруг. Теперь он совершенно чётко знал, что Шептун здесь: ощущал его нежное, мягкое, какое-то пушистое прикосновение. Или это был не Шептун, а кто-то другой, более родной и близкий?
— Джейсон, — проговорила в его сознании Джилл, ставшая его частью. Это было просто потрясающе: они соединились, их тела и сознания слились воедино! — Джейсон, я здесь.
Что-то похожее он испытал прошлой ночью, когда они соединили свои сознания, чтобы впустить Шептуна и излить друг другу свою скорбь, своё горе, и погрузились в печальные воспоминания о Декере. Но тогда их соединение не чувствовалось так остро, так отчётливо, как сейчас. А теперь он и Джилл были едины, ближе друг другу, чем когда-либо, ближе даже, чем тогда, когда их тела соединялись в любви и нежности.
— Я люблю тебя, Джейсон, — сказала Джилл. — Хотя, наверное, можно было бы и не говорить об этом. Ты знаешь, как я люблю тебя.
Она была права. В словах не было нужды. Они были вместе и прекрасно знали, что думает и чувствует другой.
Пять кубоидов стояли к ним ближе остальных. Остальные выстроились полукругом поодаль.
— Они будут нашими проводниками, — объяснил Шептун.
Один из пятерых оказался старым знакомцем Теннисона — темно-лиловым, с ярко-оранжевыми уравнениями и графиками. Кроме него в компании находился ярко-розовый кубоид с зелёными значками и ещё один знакомый — серый в золотистых крапинках с уравнениями и графиками лимонно-жёлтого цвета.
— А вот и мой приятель, — сказала Джилл, глядя на розово-красный кубоид с лиловыми уравнениями и ядовито-жёлтыми графиками.
Последний из кубоидов был бледно-зелёный, а уравнения и графики на нем были золотисто- коричневые.
— Они точно знают, куда нам нужно? — спросил Теннисон у Шептуна. — Ты уверен, что они знают, где Рай?
— Это место известно им под другим названием. В далёком секторе Галактики существует одно очень знаменитое место. Нам оно неизвестно, но очень-очень знаменитое.
— Это знаменитое место и есть Рай?
— Они в этом совершенно уверены, — сказал Шептун. — Там белые башни и шум, который вы зовёте музыкой, и широкая золотая лестница, ведущая к башням.
Джилл и Теннисон сделали несколько шагов к кубоидам, те зашевелились и встали по-другому. Когда наши герои подошли к ним совсем близко, двое из кубоидов стояли рядом, а остальные чуть-чуть поодаль.
Розово-красный кубоид повернулся к Джилл и Теннисону, стёр с передней поверхности уравнение и стал медленно выписывать новое — очень старательно, так, чтобы успел прочесть даже тот, кто совсем не был знаком с таким способом коммуникации.
— Мы приветствуем вас, — сказал кубоид. — Готовы ли вы отправиться в путь?
— Шептун, — пробормотал Теннисон. — Шептун!
Ответа не последовало, да и не нужно было никакого ответа. Совершенно ясно, что уравнение прочитал Шептун, а Шептун находился внутри сознания их обоих, поэтому они оба и поняли смысл!
— Вам нечего бояться и делать ничего не придётся, — сказал кубоид, медленно рисуя значки на передней поверхности. — Вам нужно просто стоять, где стоите. И ничего не делать. Это понятно?
— Понятно, — ответил Шептун, и, когда он произнёс это слово, ответ его запечатлелся в виде простого и короткого уравнения на опустевшей передней поверхности розово-красного кубоида.
«Наверное, — подумала Джилл, — это для того, чтобы остальные кубоиды могли понять ответ Шептуна».
«Господи, ну и влипли же мы… Как это все нелепо…» — подумал Теннисон и почувствовал, как на него одновременно заворчали и зашикали Джилл и Шептун, упрекая за цинизм и недоверие.
На поверхности розово-красного кубоида начало появляться новое уравнение, но Теннисон успел понять только первые слова перевода Шептуна, как вдруг они оказались… в Раю.
…Они стояли на просторной площади, а вокруг возвышались башни. Торжественная, величавая музыка водопадом струилась вниз с вершин башен, обнимала пришельцев, окутывала мягкой пеленой. Весь мир казался наполненным музыкой. Площадь была вымощена золотом, по крайней мере она была золотого цвета, а башни белые — ослепительно белые. Казалось, из них льётся свет. Во всем было ощущение
