растении, но не знал, с кем там связаться и в какое министерство обратиться.
Вернувшись домой, я нашел растение на огороде, где оно стояло на маленькой грядке редиса. Хотя несколько листьев завяли, в остальном все вокруг было в полном порядке. Я бросил добрый взгляд на растение, и оно помахала мне парой своих веток — нет, не думайте, то не ветер их пошевелил, ибо никакого ветра не было, — затем кивнуло своим кофейным стручком, как бы давая понять, что узнало меня.
После ужина я обшарил изгородь перед домом и нашел еще два таких растения, но оба были мертвы. Поскольку мой ближайший сосед ушел в кино, то я осмотрел также и его участок и нашел еще четыре растения в одном из укромных уголков под кустами, куда они заползли, чтобы спокойно умереть.
Я все понял: семь этих растений выбрали цветочные грядки банкира Стивенса себе на завтрак, но минеральные удобрения, которые он применял, погубили их всех, кроме одного. Этот единственный оставшийся в живых пришелец как-то добрался до моего участка.
Я спрашивал себя, почему редис, герань на окне, цветы в саду Стивенса среагировали таким вот образом. Быть может, эти растения-пришельцы вырабатывают какой-то яд, который впрыскивают затем в почву, чтобы другие травы и деревья не могли расти там, где поселились они. Такое предположение не лишено оснований. Ведь есть же на Земле деревья и травы, которые проделывают точно такую же операцию различными способами. Или, возможно, пришельцы высасывают из почвы всю влагу и питательные вещества так, что другим ничего не остается и они погибают от голода?
Если они прибыли с другой планеты, то должны были прилететь на каком-то корабле. Так что яма на сороковом участке у Пита образовалась там, где пришельцы приземлились, чтобы возобновить запас пищи, оставив рядом с ямой равное количество отходов.
А эти семь, как они очутились здесь? Бросили корабль, спасаясь от опасности, как моряки, терпящие бедствие?
Корабль, наверное, поискал пропавших членов экипажа и, не найдя их, улетел. Если это так, тогда мое растение — единственный оставшийся на Земле пришелец. Но, может быть корабль все еще продолжает поиски?
Я сильно устал, размышляя над всеми этими вопросами, и завалился пораньше спать, однако долго еще лежал без сна, беспокойно ворочаясь. Но в тот самый момент, когда на меня напал сон, услышал, как у мусорного бака опять завозился пес. Думаете, после того, что случилось с ним накануне, он решил избегать мой двор? Не на того напали! Он как ни в чем не бывало гремел и стучал по баку, стараясь опрокинуть его и выпотрошить.
Схватив с кухонной плиты кастрюлю с ручкой, я открыл заднюю дверь и бросил кастрюлей в него, но промахнулся на добрых три метра. Это меня так раздосадовало, что я даже не захотел пойти и подобрать кастрюлю. Я просто вернулся и снова лег спать.
Прошло порядочно времени, когда меня внезапно поднял с постели визг смертельно перепуганной собаки. Я вскочил на ноги и бросился к окну.
В свете луны пес мчался по садовой дорожке так, словно за ним гнались черти. Следом на всех парусах летело растеньице-гость. Оно охватило одной веткой бедного пса за хвост, а оставшимися тремя наддавало ему жару.
Они выскочили на улицу и скрылись из виду, но долго еще в окрестностях раздавался собачий визг. Спустя некоторое время я увидел, как растение ступила на усыпанную гравием дорожку сада и зашагало, словно большое насекомое, на своих восьми корнях.
Свернув с дорожки, растеньице пристроилось возле куста сирени и, как видно, расположилось на ночь. Если во всем происходящем и нет ничего хорошего, решил я, то, по крайней мере, мусорный бак теперь будет вне опасности — если пес еще раз попробует вернуться, мой гость всегда готов задать ему трепку.
Долго я лежал с открытыми глазами, силясь понять, как это растение догадалось, что я не хочу, чтобы пес рылся у меня в баке с мусором. Вероятно, оно видело — если это надлежащее слово, как я гнал разбойника со двора.
Я уснул с приятным чувством, что наконец-то мы с растением начали понимать друг друга.
На следующий день было воскресенье, и я занялся оранжереей, чтобы привести ее в порядок и посадить туда пришельца, который пока что отыскал для себя на огороде солнечное местечко и притворился большим, особенно неприглядным сорняком, который я поленился раньше выполоть.
Во время работы ко мне подошел сосед, чтобы дать бесплатный совет, а потом долго стоял и мялся, и по всему было видно: ему хочется еще что-то сказать мне, но он не решается.
— Странное дело, — наконец выпалил он, — но моя Дженни клянется, что видела, как какое-то небольшое деревце расхаживает у тебя по двору. Мой мальчишка также видел его и говорит, что оно гналось за ним. — Сосед, смущенно хихикнув, закончил: — Дети есть дети, как ты понимаешь.
— Да, конечно, — подтвердил я.
Постояв еще немного и дав мне пару каких-то советов, сосед ушел к себе.
Меня встревожили его слова. Если растение в самом деле гоняется за детьми, то хлопот не оберешься.
Весь день напролет я работал в оранжерее, но нужно было так много сделать, ибо ею не пользовались почти десять лет, что к вечеру я устал до чертиков.
Поужинав, я вышел на заднее крыльцо и уселся на ступеньки посмотреть на звезды. Тишь да гладь стояла вокруг.
Не прошло и четверти часа, как до меня донесся шелест листьев. Я оглянулся и увидел растеньице, которое вышло из сада на своих кореньях и подошло ко мне. Оно как будто опустилось со мной на ступеньки, и мы сидели вдвоем и смотрели на звезды.
Немного погодя растеньице протянуло одну из своих веток и взяло меня под руку своим похожим на ладонь листом.
Я слегка вздрогнул, но оно коснулось меня столь деликатно, что я остался спокойно сидеть, решив, что если уж нам приходиться жить вдвоем, то незачем избегать друг друга.
Спустя некоторое время я начал постепенно ощущать, как на меня
накатываются волны благодарности, словно растеньице хотело мне сказать «спасибо».
Слова, сами понимаете, не произносились. Растеньице, кроме как шелестеть листьями, других звуков издавать не могло, однако я понял, что существует какая-то система общения без помощи слов, а чувствами — глубокими, чистыми, крайне искренними.
Наконец такое беспрерывное излияние благодарности стало несколько смущать меня.
— Ну, хватит, хватит, — сказал я, стараясь положить конец этому. — Вы бы то же самое сделали для меня.
Каким-то образом растение, должно быть, почувствовало, что его признательность понята и воспринята, так как чувство благодарности немного ослабло и вместо него возобладало другое ощущение — мира и спокойствия.
Растеньице поднялось и пошло прочь, но я окликнул его.
— Эй, погоди минутку!
Оно, видимо, поняло и вернулось. Я взял его за ветку и повел вдоль границ своего участка, стараясь как можно усердней внушить, чтобы оно не выходило за изгородь.
К концу этой передачи мыслей я был весь мокрый от чрезмерного напряжения. Но в конце концов растение сказало нечто вроде «о'кей!». Тогда я нарисовал в уме картину, как оно гонялось за мальчишкой, и мысленно пригрозил пальцем. Растение согласилось. Затем я попробовал сказать ему, чтобы оно не ходило средь бела дня по двору, когда люди могут увидеть. Не знаю, то ли это наставление было труднее понять, то ли я уже устал, но мы оба выдохлась до конца, прежде чем растеньице показало, что поняло меня. Лежа в кровати, я долго размышлял над проблемой общения. По-видимому, это была не телепатия, но что-то также основанное на мысленных образах и эмоциях. Я уснул, радуясь мысли, что мой дом и сад станут школой для инопланетянина.
На следующий день мне позвонили из почвоведческой лаборатории сельскохозяйственного колледжа.
— Что это за дрянь вы нам прислали? — спросил незнакомый голос.
— Образцы почвы, — ответил я слегка обескураженно. — А чем они вам не нравятся?
