женщиной.
– Интересно послушать... – пробормотал Смирнов, пытаясь представить себе покойную тещу.
Смирнову везло с женами, но с тещами – никогда. Первая его панически боялась и называла на 'вы'. Вторая была противной на вид и к тому же въедалась в душу не менее противными инквизиторскими глазами. Третья разводила дурно пахнувших норок и время от времени просила их свежевать. Четвертая, почти одногодка, была ничего себе, но шляхетской высокомерностью и наговорами успешно подменяла, несомненно, женский к нему интерес. Но пятой – умной, подготовившей для него прекрасную жену, да к тому же еще покойницей – Бог его просто одарил.
– Так вот, мама моя говорила, – продолжала Марья Ивановна, – что муж должен постоянно хотеть жену и потому она не должна бежать в постель по первому его требованию.
– Ну, знаешь, эдак можно и заместительницу заиметь.
– Ты думаешь, у меня может быть заместительница? – сузила глаза Марья Ивановна.
– Нет, не может! – чистосердечно ответил Евгений Александрович.
– Так вот, – улыбнулась женщина, – мама говорила, мм... – впрочем, ты любишь натурализм – что не стоит осушать до скукоживания простату и яички мужей, потому что опустошенные мужья бегут из дома, так же резво, как и их...
Марья Ивановна запнулась, подбирая слово.
– Антонимы, – не вполне удачно подсказал Смирнов.
– Да... – поворошила его волосы супруга.
– Так, что, ты предлагаешь жить по расписанию? С девяти до десяти пятнадцати в понедельник, среду, пятницу и воскресение?
– Нет, конечно. Я предлагаю тебе игру, в которой я буду играть роль не безотказной и безликой подстилки, но роль дамы твоего сердца, твоей возлюбленной, радостей которой тебе надо будет добиваться постоянно...
– Я так не смогу, – скис Смирнов. – Я – не Петрарка. И не Дон Кихот из Ламанчи.
– Сможешь со временем, я тебе помогу. Ну, если совсем невтерпеж станет, ты ведь меня изнасилуешь?
Лицо Марьи Ивановны осветилось слабой, но весьма многозначительной улыбкой.
– Это другое дело, – протянул Евгений Александрович. И решив, что многозначительность улыбки, включает в себя поощрение, посмотрел на женщину по-хозяйски плотоядно.
– Но ты должен знать, что мне очень не нравится, когда меня берут против моей воли...
'Этот Паша... Он повсюду... – Смирнов неприязненно обвел взглядом комнату. – Вот кровать, на которой он храпел, и простыни с которой она выбрасывала после его ухода. Вот кресло, в котором он сидел, частнособственнически на нее поглядывая, вот его любимая большая чашка, вот его бывшая любовница'.
– В общем, ты понимаешь, почему я так хочу, – прочитала его мысли Марья Ивановна.
Смирнов поднял голову и увидел, что глаза ее по-особому зелены. А это означало, что ему дают зеленый свет...
– Сегодня ни-ни! – отстранилась Марья Ивановна. И, упреждая инсинуации Смирнова, добавила: – И этот 'Бруно Оя' тут совершенно не причем.
– Не верю, – упал капелькой на камень Смирнов. – Чтобы такой красавец не взволновал сердца женщины?
– У него глаза плохие. Смотрел на меня как на лакомое пирожное.
– Я тоже иногда смотрю на тебя, как на лакомое пирожное.
– Ты смотришь на меня как на лакомый торт, которого хватит на всю жизнь, а это большая разница. Давай решим, что будем делать завтра, да и спать пора, поздно уже. Ты поедешь на дачу Святослава Валентиновича?
– Да. Поговорю с его матерью, на девочку посмотрю, а потом загляну на дачу Регины. А ты поедешь в ресторан?
– А куда же еще? Персонажей у нас в деле немного. Давай выйдем вместе пораньше, часам к трем, и прогуляемся по бульварам? Мы ведь с тобой сто лет не гуляли. – Марья Ивановна погладила руку Евгения Александровича, почувствовав, что он вовсю ревнует ее к 'довольно видному мужчине' Эгисиани.
– Давай, – согласился Смирнов, представляя расфуфыренную и раскрасневшуюся от счастья супругу, сидящую в уютном ресторане рядом с красавцем-грузином.
– Ты на электричке поедешь? – спросила женщина, чтобы не дать ему утонуть в океане воображения. – Или машину возьмешь?
Смирнов был автолюбителем с точностью до наоборот.
– На электричке с Киевского вокзала, – ответил он и пошел в ванную чистить зубы и умываться.
В постели они лежали спина к спине. Зовущее тепло Маши проникало в тело Смирнова, но он, мерно дыша, держался, лишь время от времени играя в 'морзянку', как бы невзначай прикасаясь ягодицей к ее ягодице или плечом к плечу. Марья Ивановна повернулась к нему лишь после того, как Смирнов, поняв, что короткими и ничего не значащими буквами 'Е' (точка) и 'Т' (тире, то есть две точки) он ничего не добьется, передал ягодицей емкую букву 'Л' (точка-тире-точка-точка).
4. Предыстория
Евгений Александрович Смирнов познакомился с Марьей Ивановной Башметовой при весьма необычных,
