– Да, да, он помогает! – закивала головой Инесса, не переставая рассматривать Бориса. – Он вредить не мо...
– Слушай, придурок таежный, – тщательно выговаривая слова перебил Инессу тяжело молчавший до этого Коля. – Патронов у тебя в обойме не осталось, я считал. Запасной обоймы у тебя тоже нет. У дерева твоего, Елкина, один патрон остался, но это не существенно. Короче, не боишься ты, что мы сейчас тебя быстренько скрутим и бросим в какой-нибудь ближайший восстающий?
Шура приоткрыл глаза лишь тогда, когда в камере воцарилась полная тишина. Приоткрыл и медленно проговорил:
– Я – не придурок, я – Шура. Вы думаете, что я мучаю вас всякими глупостями... Но у меня все до последнего клеща и до последнего градуса жары продуманно и... за... заэксперементировано... Вы не бойтесь... Я уже почти все сделал. Вам от вашего перзомбирования осталось только пострелять в меня... С открытыми глазами... Ты же сам хотел...
– Это другое дело, – вздохнул я, – это мы завсегда сделовим. Но, дорогой друг, если тебе вдруг придет в голову еще раз Ольгу помучить, я тебя к Хачику в холодно-копченом виде отправлю. Мы с Колей и Борисом тут, с тобой, по своей воле и, скажу честно, нам даже интересно для развития биографии с тобой пообщаться таким интересным образом. Но девушку не трогай. Понял или повторить по голове?
– Я же сказал, что вы только постреляете в меня. И девушка тоже... Патронов к вечеру у нас будет навалом, – и, откинувшись к стене и закрыв глаза, продолжил:
– А теперь отдыхайте. Инесса, накорми людей.
Пока Инесса собирала на стол, я проводил Ольгу до ближайшей рассечки.
Когда мы вернулись в камеру взрывников, Инесса разливала из термоса в кружки горячий какао. На столе уже красовались поджаристые пирожки, холодное мясо и зелень Пирожки были вкусными как никогда, холодное кабанье мясо таяло во рту. Ольга съела один за другим четыре пирожка и потянувшись за пятым, спросила у Инессы:
– А как ты успела все это собрать? Ведь эти бандиты неожиданно напали?
– У нее всегда все заранее приготовлено, – ответил за нее Шура. – Мы всегда ко всему готовы...
Поев, мы разбились на пары и начали разговаривать. Борис о чем-то беседовал с Инессой, Коля с Шурой обсуждали способы подъема денег со дна шахты. Я сел рядом с Ольгой и принялся любоваться ее синими глазами. Этим же занялся присоединившийся к нам Смоктуновский. Минут через пятнадцать, вероятно, насытившись их невероятной синью, он ушел в глубь камеры, уселся там на пятках и, уставившись в потолок, начал раскачиваться из стороны в сторону.
Ольга безмятежно спала у меня на руках, когда в приствольном дворе раздались звуки шагов, Коля встал, распахнул дверь и со своего места я увидел двух мужчин сумасшедших, понуро бредущих в сторону минералогического музея.
– Никак бабу свою на поле боя потеряли... – пробормотал Коля. – Бедняги...
– Пойдемте наверх. Там все готово, – сказал Шура и, не дожидаясь нас, направился к стволу.
7. Вечер стрелецкой казни. – Шалый кончает плохо, а Худосоков – с трудом. – Русская рулетка действует безотказно. – Этому не научишь, это – судьба.
Наверху нас ждал вечер стрелецкой казни. По всей Конторе и вокруг нее лежали кровоточащие трупы бандитов. Лишь четверо из них оказались убитыми из огнестрельного оружия. Остальные семеро, скорее всего, были лишены жизни обрезками двухдюймовых труб, одну из которых – окровавленную, с налипшими волосами и частичками плоти – мы нашли у тела Тридцать Пятого. Череп уроженца 35-й палаты харитоновской психиатрической больницы был разбит на несколько частей, на обнажившимся розовом мозге сидели блестящие зеленые мухи. Шура постоял над сподвижником с минуту, затем подозвал меня и сказал:
– Здесь женщина их где-то схоронилась. Юлька... С ней четверым не совладать. Не отпускай Ольгу от себя.
И направился к стоящему на краю промплощадки бульдозеру, завел его с первого раза и тут же начал рыть котлован. Пока он этим занимался мы стащили все трупы к предстоящему месту захоронения. Перед погребением Елкин тщательно обыскал убитых. Все найденные боеприпасы и два пистолета он сложил в свою сумку, документы передал Шуре, а деньги, около тысячи долларов и нескольких тысяч рублей, отдал мне.
– Это мародерством называется... – пробормотал я, принимая их.
– Трофей это, – буркнул он. – Бери, дядя Костя, будет на что машины у меня покупать.
– Бери, бери, что менжуешься! – в один голос присоединились к нему Борис с Николаем.
В это время один из трупов, подготовленных к захоронению застонал, затем открыл глаза и попытался встать. Елкин тут же бросился к ожившему, схватил его за волосы и закричал прямо в лицо:
– Явки? Адреса? Фамилии?
Я не удержался и улыбнулся. И тут же пожалел об этом – поняв, что раненый говорить не будет, Елкин вынул из кармана перочинный ножик и мгновенно перерезал ему горло. Шуре это не понравилось, он вышел из бульдозера и коротко сказал Елкину:
– В карцер вечером. На три дня.
– Какой карцер? – заныл Елкин. – Медаль давай. Я этого гада знаю – киллер он Дальнегорский... Это же был зверь первеющий. Он за копейку мать свою изнасиловал бы...
– Нам не нужны мертвые, нам нужны живые... В карцер. На три дня. Потом разберемся.
Елкин окрысился, но ничего больше не сказал. Плюнув в сторону, он начал стаскивать трупы в котлован. Шура тем временем сходил за трупом Тридцать Пятого. Принеся на плечах, бросил мешком поверх остальных тел. Постоял немного, глядя в вылезшие голубые глаза своего телохранителя, затем отер ладонью пот с лица и пошел, было, к бульдозеру. Но неожиданно взгляд его остановился на лице одного из мертвецов, по виду – кавказца. И застыл. Я увидел в этом взгляде сначала страх, затем легкую панику. А
