Мы отнесли Николая в одну из пустующих комнат конторы и Шура принялся его лечить какими-то настойками. Я предложил установить дежурство у его постели, но Инесса сказав, что в этом нет необходимости, увела нас с Борисом и Ольгой в кают-компанию пить чай с только что испеченным тортом 'Наполеон'.
Торт, естественно, оказался необычайно вкусным. Глядя, как мы поглощаем один его кусок за другим, Инесса вздохнула:
– Ванечка его тоже любил...
И снова заплакала.
Когда она успокоилась, я спросил ее о метаморфозе с Шурой.
– А! Это часто с ним бывает! – ответила она, махнув рукой. – Болезнь у него такая – два разных человека в нем сидят. Один – добрый, участливый, пентюх почти. А другой – зверь психический... Мы от него в сарае прячемся, который вы клоповником называете. Когда он такой, пуля его не берет и он задирается, ко всем пристает...
– И часто он таким становится? – спросила Ольга, опасливо оглянувшись на дверь.
– Часто, – тяжело вздохнула Инесса. – В месяц два-три раза. Но как вы приехали – первый раз. Если не считать того раза, когда Шалый приезжал. Но тогда он всего лишь на осьмушку озверел...
– И подолгу вы в клоповнике сидите? – опять спросила Ольга.
– Да нет, он довольно быстро в себя приходит...
– А таблетки успокоительные давать не пробовали? – справился Бельмондо, доев, наконец, свой кусок торта.
– Не... Мы по-другому его успокаиваем... С пользой для общества, – ответила Инесса и, отведя глаза в сторону, чуточку покраснела.
– Как это с пользой для общества? В беличье колесо упаковываете? – спросил я с подозрением. С подозрением – потому, что начал догадываться, что ответит Инесса...
– Нет... Когда мы заметили, что он после хорошей драки сразу и надолго успокаивается...
– То ты, великая гуманистка, стала писать записки типа 'На Шилинке зеленые столбом стоят' и подпись – 'Леший' и с интервалом в неделю рассылать их крутым приморским ребятам... Да? – изложил я догадку, насилу сдерживая себя в руках.
– Да... – виновато посмотрев на Бориса, ответила Инесса. – Но зато, знаешь, скольких бандитов мы здесь успокоили... Картошка, думаешь, отчего с кулак?
– Так вы... – ужаснулся я.
– Да нет, не удобряем, это я так пошутила.
– А почему Хачик нагрянул всего лишь через три дня после визита Шалого? – сменил меня доселе молчавший Бельмондо.
– Дык Шалый приехал на два дня позже, а Хачик – на два дня раньше...
– Но ведь вы сами могли случайно пострадать, вплоть до летального исхода, от визитов этих 'докторов'?
– Нет... Мы обычно успевали прятаться... Это мы с вашим кан-каном на столе бдительность потеряли...
– Писатели долбанные! Один записки писал, чтобы нас развлечь, другая – чтобы Шуру... – сказал я, совсем уже успокоившись. И, с сожалением оглядев пустое блюдо из-под торта, продолжил:
– Так, значит, следующий визит ожидается примерно через девять дней?
– Примерно... – ласково ответила Инесса, простодушно радуясь воцаряющемуся за столом спокойствию.
– А кого ждем-с? Дракулу или Джека-потрошителя? Или Чубайса с Березовским?
– Нет. – Из Спасска-Дальнего ребятишки озорные приедут... Торт-то еще будете? Там у меня еще 'Кутузовский' есть... Я его завсегда вместе с 'Наполеоном' пеку... Как же 'Кутузовский' без 'Наполеона'?
Коля лежал пластом два дня. Два дня он не приходил в сознание. Все это время Шура находился рядом с ним. Утром третьего дня Николай очнулся и попросил есть. Весть о выздоровлении моего друга немедленно разнеслась по всей конторе и скоро все ее население собралось вокруг постели жертвы энцефалита. Когда Коле надоели наши изучающие взгляды, он отставил на тумбочку тарелку с недоеденными пельменями и сказал:
– Что вы пялитесь? Дважды два – четыре, мы живем в правовом государстве и я не идиот, не надейтесь.
– А как исключаются ураганные пробы[15] при подсчете запасов? – спросил я, еще не веря, что энцефалит не затронул Колиных мозгов.
– Ураганные содержания заменяются средним содержанием по блоку или...
– Правильно! – удивился я.
– Ты ему лучше анекдот расскажи! – ехидно улыбаясь, предложил Борис. – Если будет смеяться над твоими дурацкими анекдотами, значит плохи его дела...
– Тоже верно! Ты ведь всегда смеешься! Так, значит, – с ходу начал я рассказывать, – бежит муравей, опаленный такой. А навстречу ему другой и спрашивает: 'Что ты такой опаленный?' А муравей отвечает: 'Вчера вечером хотел светлячка трахнуть, но, вот беда, на окурок напоролся....'
