нагрубил коллеге по работе?' – спрашивал он, когда Света листала книгу проповедницы, чтобы узнать, отчего у нее побаливает желудок. А когда она раскладывала карты таро, чтобы угадать, что ждет ее завтра, он говорил: 'Послушай, если эти картонки скажут, что тебе надо уходить от меня, ты уйдешь?'
В-третьих, он оказался бережливым и слишком уж расчетливым. Света, выросшая в доме оборотистого директора техникума, деньги тратила в удовольствие, а он, воспитанный в небогатой семье, на них приобретал необходимое.
В-четвертых, Рома невзлюбил Чернова – он постоянно спорил и что-то доказывал. Вместо Гарри Поттера совал платоновского 'Семена', другие непонятные и тяжелые книжки, говорил, что мужчина должен быть самостоятельным и деятельным и что дочь его, Полина, никогда не валяется часами на диване, потому что голова и руки у нее всегда чем-то заняты. И еще Роме было неприятно, когда по выходным мама по несколько раз просила его посидеть с полчасика на кухне, потому что они хотят отдохнуть.
Как это ни странно, спусковым крючком послужила трехдюймовая дискета. Однажды вечером Чернов сказал, что на случай поломки винчестера важные файлы надо дублировать. И переписал повесть Светы (в ней было уже шесть страниц) на дискету. Взяв черный квадратик с обрезанным углом в руки, Света неожиданно поняла, что теперь ее в доме Чернова мало что удерживает.
Утром Рома внимательно посмотрел матери в глаза и сказал:
– У меня всю ночь болело сердце. Из-за него.
– Может быть, съедем? – спросила Света. – Семьсот долларов у нас есть.
– В ту квартиру на 'синей' линии?
– Да, – кивнула Света.
И Рома пошел к компьютеру стирать с винчестера файлы матери. За час до прихода Чернова с работы они уехали. Из ценных вещей у него нашлись лишь три серебряные ложки.
Чернов пришел в десять вечера. Было много дешифровки по МКАД и третьему кольцу, и он задержался. Войдя в квартиру и увидев ее в холостяцкой ипостаси, не поверил глазам. Бросился к компьютеру, включил, дождался, пока он войдет в рабочее состояние и тяжело осел в кресле – файлов Светы на рабочем столе не было. Посидев минут пять в прострации, вспомнил, что три месяца не брал Руслика-Суслика на руки. Встал, пошел к нему на кухню.
– Что, ушла от тебя Варвара? – спросил он, присаживаясь перед ангаром.
Руслик-Суслик не пошевелился.