грозы.
С утра позвонила какая-то возмущённая гражданка и пожаловалась, что у неё не приняли в кассе гастронома двадцатипятирублевую бумажку. Я был крайне удивлён, почему она звонит мне, и посоветовал обратиться в дирекцию магазина.
Не успел я положить трубку, как ко мне приехал майор Никулин.
— Луговой так и не объявился, — доложил он. — Хотя за домом мы ведём наблюдение, но, по-моему, он не появится. Наверное, заподозрил что-то неладное и смылся.
— Если не он, может, кто-либо другой появится…
— Шатрова уверяет, что к нему никто ни разу не приходил.
— Какие данные вы имеете о Луговом? — спросил я.
— Пока только фамилию, имя и отчество. Да ещё словесный портрет. Приметный парень. Говорят, высокий, интересный. Чёрные волосы, голубые глаза. И ещё яркая примета — в чубе белая, как бы седая, пигментированная прядь…
— А как с деньгами?
— Послали на экспертизу несколько купюр. Ребята из научно-технического отдела работают над чемоданчиком.
— Отпечатки пальцев есть?
Никулин развёл руками:
— Такая история, Захар Петрович. Бабку не успели предупредить, так она всю посуду вымыла, что оставалась на столе после выпивки Лугового с Евгением Шатровым…
— А насчёт той сотенной, которую Шатров оставил в буфете? — задал я вопрос.
— Разговаривал и с буфетчицей, — ответил майор. — Деньги сданы инкассатору. Найти след сторублевки не удалось. Настоящая она или фальшивая, не известно…
Никулин скоро ушёл. И тут же у меня появился расстроенный Дементьев, заведующий отделом торговли райисполкома.
— Добрый день, Захар Петрович. — Он долго тряс мне руку. Потом, утерев пот со лба, опустился на стул. — А вернее, недобрый…
— Что такое?
— Это какая-то эпидемия! Забастовка! — Завотделом налил из графина воды, жадно выпил. — Никакими делами не могу заниматься. Оборвали телефон…
— Постойте, погодите, объясните толком, — попытался успокоить я его.
— Покупатели жалуются, директора магазинов в панике, торговля стоит, план горит…
— Что, товара нет?
— Есть. Но, понимаете, в городе только и разговоров, что у нас объявилась шайка, которая ходит по магазинам и сбывает фальшивые деньги. Кассиры подняли форменный бунт. И что главное — якобы у этих членов банды только крупные купюры… Надо что-то делать, Захар Петрович. Какие-то меры ведь можно принять, чтобы навести в городе порядок?
Теперь я понял, почему утром мне звонила покупательница.
— Неужели и вы верите этим сплетням? Какая банда?
Дементьев недоверчиво посмотрел на меня.
— Я понимаю, что это могут быть сплетни, но что прикажете делать? — беспомощно развёл он руками.
— Соберите руководителей торговых предприятий и скажите им то, что вы услышали от меня.
— Значит, можно ссылаться на вас?
— Да.
Дементьев несколько успокоился.
— В общем, правильная мысль, — сказал он. — Я так и сделаю. Сейчас же проведу совещание.
На прощание он также долго тряс мне руку.
Все это мне не нравилось. Сонную заводь обывателей будоражила волна слухов. И то, что история произошла именно в Восточном посёлке, бывшей деревеньке, придавало сплетням особый колорит. Посёлок примыкал к железной дороге, дальше шёл лес. Людская молва поселила в нем шайку преступников, которая по ночам печатает деньги.
Деньги, деньги, деньги… Они были у всех на устах.
И только на четвёртый день пришёл результат экспертизы. «Все представленные образцы являются подлинными билетами Государственного Банка СССР, отпечатанными на фабрике Гознака», — гласил вывод.
Об этом сообщил мне майор Никулин, когда я приехал в милицию.
— Сказать по правде, я почему-то так и думал, — вырвалось у меня невольно.
— Как говаривал в армии наш старшина — такой компот получается, — усмехнулся Никулин, вынимая из сейфа чемоданчик и кладя на груду ассигнаций пачку денег, исследованную экспертизой. И добавил: — Настоящие.
— Поразительная вещь — человеческая молва…
— Я вам как раз хотел рассказать, Захар Петрович, — отозвался майор. — Звонит сегодня утром продавщица из «Зорянских сувениров». Сообщает, что объявился подозрительный гражданин с полными карманами денег. Приехал на автомобиле. Скорее всего — главарь шайки. Называет номер автомашины. Сигнал есть сигнал. Остановили машину для проверки водительских прав. И что же вы думаете? Какой-то крупный московский профессор. Путешествует с семьёй. Любит собирать произведения народных умельцев…
— Вот так так! — не удержался я от смеха.
— Забавный старикан. Все знает. И что у нас в Чернобылье кружева вяжут, а в Тарасовке по дереву режут. И что до революции в Петербурге наша зорянская овчина у ямщиков огромным успехом пользовалась… Вот вам и главарь шайки.
— В Сашино и сейчас отличные полушубки делают, — добавил я.
— У студентов за дублёнки идут.
— Все это хорошо. Однако же действительно компот получается. Деньги-то настоящие. Откуда взялся разговор о фальшивых?
— Шатрова не могла выдумать, — сказал Никулин. — По-моему, честная старуха. Доброе о ней говорят.
— И ещё. Луговой ведь пропал, — подчеркнул я. — Жив он или нет, никто не знает. Кто он? Откуда у него оказалось столько денег?
— И с Евгением Шатровым неясно, — поддакнул майор. — Путается он.
В комнату заглянул Коршунов.
— Разрешите, товарищ майор?
— Заходи.
Старший инспектор угрозыска — один из старейших работников милиции в районе. С виду он был несколько апатичный, но я знал цену этой беспристрастности. Работник он был просто отличный.
— Ну что? — внимательно посмотрел на него Никулин.
Если уж Коршунов решился на доклад, когда начальник был занят с прокурором, новости должны были быть важными.
— Нашли мы Лугового, — спокойно сказал старший лейтенант.
— Где? Как? — не удержался майор.
— Не тот, товарищ майор.
— Что значит не тот?
— Разрешите по порядку?
— Докладывай.
— Вышли мы на знакомую квартиранта Шатровых через одного пацана, который носил ей цветы от Лугового. Максимова Галина Ивановна…
— Не о ней ли говорил Шатрову Луговой?
— О ней, — кивнул Коршунов. — Приехали к ней сегодня. Молодая дамочка. Симпатичная. Комната
