ЖСК «Салют» так благоволило к Калгашкиной? А человеку, имеющему все основания претендовать на трехкомнатную квартиру, то есть Бабаеву, отказали?
По-моему, всем этим пришло время заняться следователю.
Было возбуждено уголовное дело. Я поручил его Орлову Анатолию Васильевичу, молодому следователю, который только что закончил стажировку у Инги Казимировны Гранской. В помощь Орлову начальник районного отдела внутренних дел выделил инспектора ОБХСС старшего лейтенанта Владимира Гордеевича Фадеева. Фадеев по просьбе следователя срочно выехал в Мокрую Ельмуту. Через два дня следователь и инспектор ОБХСС зашли ко мне поделиться первыми впечатлениями.
— Ну и фокусница эта Ирина Алексеевна Калгашкина, — рассказывал Фадеев.
— Прямо Кио… Такого тумана напустила у своих родственников, что те ничего не поняли. И фокус готов! Я спрашиваю у бабки Рябченко: жили, мол, в Зорянске? Господь, говорит, сынок, с тобой, я уж со двора года три не выходила. Отцу Калгашкиной — тот же вопрос. Он в ответ: а чего я там не видел? Я говорю: так у вас в Зорянске трехкомнатная квартира, на ваши кровные деньги. Он прямо-таки опешил. Спрашиваю: вы дочери Ирине четыре тысячи давали? Смеётся. Я, говорит, больше сотни в руках не держал. Вот так, Захар Петрович. Старики даже и не подозревают, что были жителями нашего города.
— Погодите, погодите, — остановил я инспектора ОБХСС. — Почему отец Калгашкиной говорит, что и сотни не держал в руках? Он же дом продал…
Фадеев усмехнулся.
— А знаете, кому старики продали свой дом? Своей же дочери, Муравьёвой.
— Как — дочери? — не понял я.
— Вот так. Своей родной дочери, которая родилась, выросла и до сих пор живёт в этом доме.
— Странно, — удивился я. — А Муравьёва заплатила им что-нибудь?
— В том-то и дело, что ни копейки не заплатила, — ответил Владимир Гордеевич. — А зять, то есть муж дочери, тот до сих пор так и считает стариков хозяевами дома и сада.
— Но для чего же все это понадобилось? — спросил я.
— А Муравьёва, да и все остальные родственники, сами не знают, какой смысл в этой купле-продаже, — продолжал Фадеев. — Говорят, Ирина Алексеевна примчалась на хутор, что-то наплела с три короба, и все сама с продажей и обстряпала.
— А за оформление продажи? Кто взял на себя эти расходы?
— Заведующая магазином наша разлюбезная, кто же ещё. Сестра её, то есть Муравьёва, говорит, что устроили семейное торжество. Обмыли, значит. Ирина Алексеевна и подарками всех своих наделила. Так что я считаю: это фиктивная сделка для отвода глаз.
— Ну, что скажете, Анатолий Васильевич? — обратился я к следователю.
— Вопрос с выпиской и пропиской ясен, — ответил Орлов. — Чтобы получить побольше площадь. С продажей дома — тоже.
— Да, — вспомнил я и снова спросил у Фадеева: — Какая сумма фигурирует в документах о продаже дома?
— Четыре тысячи.
— Простите, Анатолий Васильевич, что перебил вас. Продолжайте.
— Вы задали старшему лейтенанту нужный вопрос, — сказал следователь. — Четыре тысячи. По-моему, Калгашкина хотела всех убедить, что большую часть денег для паевого взноса дали родители. Видимо, доходы у неё, мягко выражаясь, не совсем законные, вот она и решила замаскировать их. Владимиру Гордеевичу этим тоже нужно заняться по линии магазина «Овощи-фрукты». Я говорю «тоже» потому, что меня прежде всего волнует, что якобы Калгашкина переплатила за получение квартиры пять тысяч. Попахивает взяткой… Помните, она жаловалась Бобошко, что из-за этого Бабаева ей пришлось ещё дать кому-то две лишние тысячи?
— Не знаю можно ли так безоговорочно верить этому парню, — высказал я свои сомнения. — Да и говорил он с Бабаевым, кажется, не совсем трезвый.
— Можно, — с уверенностью произнёс Орлов. — Я с Юрой уже беседовал. На этот раз парень был совершенно трезвый и повторил почти слово в слово то, о чем писал в редакцию и говорил вам учитель географии.
— А не сводит ли Бобошко счёты с Калгашкиной?
— Нет, Захар Петрович, не похоже. Вообще он производит неплохое впечатление. По-моему, Бобошко такой, как его характеризует Бабаев. Честный, искренний. Но какой-то потерянный, надломленный… Я помог ему устроиться лаборантом в санэпидстанцию. Пока ему там нравится. Так вот мы с ним часа четыре беседовали. Между прочим, Юра очень скоро разобрался, что за женщина Калгашкина, и расстался с ней. Хотя она до сих пор заманивает его к себе.
— Это так, — подтвердил старший лейтенант. — Домой Юре звонит и через приятелей передаёт.
— Вы бы слышали, Захар Петрович, как Бобошко возмущался, — продолжал Орлов. — Рассказывал, что как-то полдня провёл в магазине Калгашкиной. Вы, говорит, товарищ следователь, не поверите. К ней все время приходят блатовики. С чёрного хода. Калгашкина отпускает им дефицит. Она ведь и заведующая, и продавец. В магазине, кроме неё, только ещё один продавец, уборщица да грузчик. За свой дефицит она имеет из-под прилавка в других магазинах разнообразные вещи, деликатесы, книги. Представляете, собрание сочинений Фенимора Купера достала три комплекта. Бобошко спрашивает Калгашкину: зачем? Она ему отвечает: комплект диспетчеру автобазы, чтобы у магазина не было перебоев с транспортом; комплект дочери директора совхоза, чтобы зелень всякую и овощи отпускали в первую очередь, посвежее и побольше. Третий — пригодится…
Я вспомнил, что жена частенько говорила, как невозможно иногда купить в городе помидоры или огурцы, а у Калгашкиной — пожалуйста.
— Так вот, — продолжал тем временем следователь, — этот Бобошко говорит: вам, чтобы купить «Три мушкетёра», надо полгода макулатуру собирать. А Калгашкина спокойно, без всякой макулатуры, купила двадцать пять экземпляров. И ещё спрашивает: вы на Эдуарда Хиля ходили, когда в прошлом месяце он был на гастролях в Зорянске? Я отвечаю: нет, не попал, поздно позаботился о билетах. Юра говорит: не попали из-за таких, как Ирка, у неё на концерт Хиля было пятнадцать билетов. Через кассиршу… В общем, как он выразился, это настоящая мафия. И честным людям из-за них ничего не достаётся. Поэтому кругом дефицит.
— Ну а через кого она устроила себе трехкомнатную квартиру, с Бобошко не делилась? — спросил я.
— Этого парень не знает, — ответил следователь.
Орлов вызвал на допрос Калгашкину. Посоветовавшись, мы решили, что мне тоже надо присутствовать.
Когда заведующая магазином «Овощи-фрукты» ознакомилась с показаниями отца, матери, бабушки и сестры, полученными Фадеевым в Мокрой Ельмуте, она совершенно растерялась.
После нескольких вопросов, заданных следователем, я спросил у неё:
— Как же получается, Ирина Алексеевна, мне вы говорили одно, а на самом деле…
— Хотела я своих забрать к себе, честное слово, хотела! — стала убеждать нас Калгашкина. — Ведь родная им, не приёмная! Старые они у меня. Я ведь вам тогда сказала, что мама испугалась, а вдруг им тут климат не подойдёт. И знакомых нет никого, будут сидеть в четырех стенах как неприкаянные. Я ведь с утра до вечера на работе. Даже выходные дни приходится прихватывать. Материальная ответственность! Все тащат — уборщица, грузчик, шофёра…
— Значит, то, что ваши родители дали вам часть денег на паевой взнос, неправда? — снова взял в свои руки разговор следователь.
— Деньги я сама накопила. Зарплата у меня приличная плюс премиальные. И что мне одной надо? Вы не верите, да? Не верите? — с каким-то отчаянием проговорила она. — Конечно, если работник торговли, то ему верить нельзя. Вот поэтому и приходится… — Калгашкина замолчала, комкая в руках носовой платок.
— Что приходится? — спросил Орлов.
— Выдумывать, — вздохнула Калгашкина. — Якобы родители помогли строить кооператив.
— Но зачем вам трехкомнатная? — продолжал Орлов.
