– Нам нечего обсуждать, – отрезала та.
– Если бы ты знала, как заблуждаешься…
– Ничего подобного. Уже нет. Это ты продолжаешь заблуждаться.
– Посмотри на меня! – воскликнул он.
– Я не хочу на тебя смотреть.
Она повернула голову в сторону стоянки такси. Одна из машин тронулась и свернула на подъездную дорожку к гостинице. Катрин боялась снова увидеть полные страсти глаза Томпсона. Слишком уж трудно противостоять этому взгляду.
– Я столько всего должен сказать тебе, – продолжал он.
– Спасибо, уже наслушалась.
– Нельзя вот так за пять минут перечеркнуть пять лет жизни, Катрин! Человек на такое не способен!
– Вот видишь, я способна.
– Дай мне возможность объяснить тебе все. Неужели я этого не заслужил?
– Я не просила тебя помогать мне, Джеф.
– Но ты принимала мою помощь!
– Потому что была дура и не понимала, какую роль ты мне предназначил, – с горечью сказала она. – Ты хотел сделать из меня очередную подстилку.
– Неправда. Я хочу, чтобы ты стала единственной женщиной в моей жизни.
– На одну ночь, да?
– Пожалуйста, дай мне шанс.
– Чтобы ты развлекался, а я сидела с твоими детьми? – Она взглянула на него с презрением. Тут наконец рядом затормозило такси. – Нет, спасибо, Джеф. Все это я однажды проходила. Поищи себе кандидатку посговор-чивей – уверена, тебе обязательно повезет. Желаю всего хорошего.
Швейцар распахнул дверцу такси, и женщина опустилась на заднее сиденье.
– Катрин, пожалуйста, – настойчиво повторил Джеф. Она не отозвалась, но он уже втискивался в машину следом за ней. – Я еду с тобой. – Его сильное мускулистое бедро прижалось к ее ноге. Она поспешно отодвинулась в дальний угол машины и запротестовала:
– Нет, ты никуда со мной не поедешь.
– Иначе мы больше никогда не увидимся.
– Именно этого я и хочу!
Он захлопнул за собой дверцу, и тут же тесное пространство салона наполнилось какой-то странной, пульсирующей энергией. Сердце у Катрин тревожно забилось, чувства обострились до предела.
– Все кончено! – отчаянно вскрикнула она, изо всех сил стараясь избавиться от наваждения.
– Ничего еще не начиналось, – прозвучал в ответ тихий, страстный голос.
– Потому что нечему начинаться.
Забыв о всякой сдержанности, он повернулся к ней. Глаза мужчины горели желанием.
– Гордон причинил тебе боль. Но с какой стати наказанным быть мне? Просто несправедливо свои чувства к нему переносить на меня!
А ведь если вдуматься, Джеф прав. Да и вообще нельзя сравнивать его с Гордоном. Тот всегда был открыт перед всеми, а этот – вещь в себе. У Гордона все на поверхности – а у его друга спрятано в самых темных глубинах души. Темная, тайная, загадочная натура, полная скрытой и никому не подвластной силы. Справедливы его слова, но не стоит забывать: Томпсон для нее опасен, бесконечно опасен!
Годами Катрин силилась понять, что таится в душе этого человека, какие мысли так тщательно скрываются… На что обречена женщина, которая отважится разделить с ним его непонятную жизнь? Загадка на загадке, теребящая душу неясность… Но, кажется, теперь перед ней начала приоткрываться, завеса тайны, одновременно притягивая и пугая. Да, да, этот мужчина по сути своей охотник: раз увидев добычу, он будет преследовать ее, не останавливаясь ни перед чем, пока наконец не настигнет и не добьется своего.
Догадка заставила поежиться.
– Ты не нужен мне, Джеф. Я не хочу тебя, – сказала Катрин, не сумев скрыть в голосе своей настороженности.
– Да не усложняй ты ситуацию! Ну что, скажи, случится, если я возьму и обниму тебя? – Он посмотрел в глаза Катрин, и та глубоко вздохнула, стараясь унять сердцебиение. Джеф жадным взглядом окинул ее грудь. – Неужели мой поцелуй, мои ласки способны оскорбить тебя?
– Замолчи! Я не желаю тебя слушать! Убирайся отсюда прочь! – крикнула Катрин.
Но слишком велика колдовская сила его слов – поневоле заработало воображение. Да, Томпсон типичный охотник… Как женщина она понимала: стоит жертве оступиться, замедлить бег – и невозможное станет возможным. В одинокие, тоскливые минуты недавнего прошлого обманутой жене случалось сидеть в одиночестве и фантазировать… Она представляла себе Джефа – не скрытного и сдержанного, а неистового и страстного, влюбленного в нее, восхищенного, гордого ею. Надо сказать, самообманные мечтания хоть немного утешали. Они были своеобразной местью изменнику-мужу. Но всегда хотелось откреститься от подобных мыслей, как от дурного наваждения. Надо же – воображать такое о лучшем друге собственного мужа! Нет, это непозволительно для порядочной и благовоспитанной замужней дамы. Так, чего доброго,
