одного, того, что он мужчина. Мужское умирает только тогда, когда технология вынуждает его к этому, когда нет выбора, когда «общество» достигает того предела, где он должен измениться или умереть. Мы достигли этого порога; если женщины не начнут шевелиться, не поднимут задницу, нам, возможно, придется умереть.
НЕДОПУЩЕНИЕ РАЗГОВОРА
Он настолько поглощен собой, настолько не связан с внешним миром, что «разговор» мужчины, если он не посвящен ему самому, превращается в монотонное завывание, лишенное всякого человеческого смысла. Мужская «интеллектуальная беседа» — это зажатая, натужная попытка произвести впечатление на самку.
Папина Дочка, пассивная, обучаемая, уважающая и трепещущая перед мужской особью, позволяет ему навешивать пресную лапшу ей на уши. Ей это не трудно, поскольку ее скованность и страх, отсутствие хладнокровия, неуверенность и сомнения, непонимание собственных чувств и ощущений, которые внушил ей Папочка, делают ее ощущения поверхностными и не позволяют ей понять, что треп мужчины — это чистый треп; подобно тому, как эстет «воспринимает» фуфло, подписанное как «Великое Искусство», она считает, что балдеет от того, что скучно до смерти. Она не только выслушивает всю эту болтовню, но даже подстраивается под тупость этой «беседы».
Натасканная с детства быть приличной, воспитанной и «порядочной», подыгрывая мужчине, скрывающему свои животные инстинкты, она послушно упрощает свой разговор до уровня пустой беседы, снижает ее до безвкусных тем, превосходящих банальности — или, если она «образована» до уровня «интеллектуальной» дискуссии, то бишь безличного обсуждения бессмысленных абстракций типа Валового Национального Продукта, Общего Рынка, влияния Рембо на искусство символистов. Она настолько увлечена подыгрыванием, что это, в конце концов, становится ее второй натурой, и она продолжает подыгрывать даже в чисто женском обществе.
Помимо подыгрывания, ее «разговоры» сильно ограничены ее боязнью выразить необычные, оригинальные мнения, ее самооценка базируется на неуверенности в себе, и поэтому разговор с ней лишен очарования. Порядочность, вежливость, «достоинство», неуверенность, интровертность вряд ли способствуют интенсивности и содержательности, которые необходимы для разговора, чтобы он что-то значил. Такой разговор совсем лишен напряжения, так как только уверенные в себе, коммуникабельные, гордые, умные женщины способны на интенсивный, циничный, мудрый разговор.
НЕДОПУЩЕНИЕ ДРУЖБЫ (ЛЮБВИ)
Мужчины презирают себя, других мужчин, которых они считают более чем случайными, и которых они не считают женщинами (например, «симпатичных» психоаналитиков и «Великих Художников») или посланников божьих и всех женщин, которые их уважают и подыгрывают им; неуверенные в себе, ищущие одобрения, лебезящие мужеподобные женщины также презирают себя и всех себе подобных женщин; самодостаточные, раскованные, авантюрные женские женщины презирают мужчин и подмахивающих мужеженщин. Короче, презрение — это сегодняшний принцип отношений.
Любовь — это не зависимость или секс, а дружба, и, следовательно, любовь двух мужчин невозможна, как невозможна любовь мужчины и женщины, или двух женщин, одна из которых, или обе — пустоголовые, беспомощные, угодливые мужеженщины; как и разговор, любовь может возникнуть только между двумя самостоятельными, отвязными, заводными женскими женщинами, поскольку дружба основывается на уважении, а не презрении.
Даже между замечательными женщинами редко завязывается глубокая дружба во взрослом возрасте, потому что почти все они либо привязаны к какому-то мужчине из соображений экономического выживания или бьются за жизнь, прорубая себе дорогу в джунглях, чтобы держать голову над аморфной массой. Любовь не может процветать в обществе, основанном на деньгах и бессмысленном труде, она требует полной экономической и личной свободы, времени на развлечения и возможностей для интенсивной, всепоглощающей, эмоционально удовлетворяющей деятельности, которая, если вы делите ее с той, кого уважаете, приводит к настоящей дружбе. Наше «общество» практически не предоставляет возможности для такого времяпрепровождения.
Отняв у мира возможность разговора, дружбы, любви, мужской род предлагает нам следующие жалкие суррогаты:
«ВЕЛИКОЕ ИСКУССТВО» И «КУЛЬТУРУ»
Мужчина «от искусства» пытается разрешить дилемму своей неспособности жить и неспособности быть женщиной, конструируя совершенно искусственный мир, в котором мужской пол героизируется, то есть демонстрирует женские качества, а женский низведен до крайне ограниченных, скучных, подчиненных ролей, то есть до уровня мужчины.
«Артистическая» задача мужчины не в том, чтобы общаться с миром (не имея ничего внутри, он не может ничего сказать), но в том, чтобы закамуфлировать свое животное начало, для этого он прибегает к символизму и неясности («глубокий смысл»). Подавляющее большинство людей, в особенности «образованных», не имея собственного мнения, смирные, преисполненные уважения к авторитетам («Папа знает как надо» переводится на взрослый язык как «Критикам виднее», «Писатель знает лучше нас», «Профессор лучше знает»), легко заучивают то, что неясность, нечленораздельность, двусмысленность и скука — есть признаки глубины и таланта.
«Великое Искусство» доказывает, что мужчины выше женщин, что мужчины — это женщины; то, что маркировано как «Великое Искусство», почти полностью, как любят напоминать нам антифеминисты, было создано мужчинами. Мы знаем, что «Великое Искусство» велико, потому что мужские авторитеты сказали нам это, и мы не можем утверждать обратное, поскольку только те, кто обладает изысканным вкусом, далеко превышающим наш, могут понять и воспринять его величие, и доказательством их превосходства является то, что они разбираются в тех помоях, которыми восторгаются.
Восприятие — это единственное проявление этих «культивированных» особей; пассивные, некомпетентные, лишенные мудрости и воображения, они вынуждены реализоваться только таким образом; неспособные создать собственных творений, создать свой собственный маленький мир, хоть немного повлиять на свое окружение, они вынуждены принимать то, что им предлагается; не умея создавать или соотноситься, они взирают. Поглощение «культуры» — это отчаянная, безумная попытка насладиться в скучном мире, избежать ужасов выхолощенного, бездумного существования. «Культура» дает жвачку для эгоизма некомпетентных, средство для рационализации пассивного созерцания; они могут гордиться своей способностью воспринимать «тонкие» вещи, увидеть драгоценность в куске дерьма (они хотят, чтобы восхищались их восхищением). Не веря в свою способность что-то изменить, подчиняясь порядку вещей, они должны видеть красоту в дерьме, и, пока они могут смотреть, они будут иметь дело только с дерьмом.
Поклонение «Искусству» и «Культуре» не только вынуждает женщин предаваться скучной, пассивной деятельности и отвлекает их от более важных и полезных дел, от культивирования активных способностей, но влечет за собой постоянные атаки на нашу восприимчивость всяческих напыщенных диссертаций о возвышенной красоте того или иного куска дерьма. Это позволяет «художнику» считаться человеком, обладающим чувствами, ощущениями, проницательностью и суждениями высшего порядка, тем самым подрывая веру сомневающихся женщин в ценность и значимость их собственных чувств, ощущений, проницательности и суждений.
