для порки, печи крематория с несгоревшими человеческими останками. Вереницей, поддерживая друг друга, они, ходили по лагерю, совершенно подавленные, и было видно, что если они и знали о существовании Бухенвальда, то не подозревали, что это такое…
Веймарцев не отпустили домой, пока здесь же на аппельплаце не прошел митинг. Американский метод наглядной агитации действовал грубо, но сильно. Выступал американский офицер. Он говорил примерно так:
– Вы, немцы, находитесь на территории концентрационного лагеря Бухенвальд. Вы не могли не знать, что здесь происходит. Вот крематорий. Там, как вы видели, шесть печей для сжигания умерших от недоедания, замученных в карцерах, задушенных, запоротых или просто убитых. Здесь сожжено более 50 000 человек. Вы должны знать, что вытопленный в кремационных печах человеческий жир шел на изготовление мыла. Того мыла, которое вы покупали в ваших магазинах. Знаете ли вы, что пережженные человеческие кости дробились и продавались для удобрения ваших полей. Возможно, вы их покупали по две марки за… А это, – офицер показал в сторону «козла», – это не скамейка и не стол, это станок, в котором пороли человека. А теперь смотрите, что у меня в руках. Это голова человека, но препарированная особым способом, заимствованным у индейцев-охотников за черепами. Эту, голову отрубили от тела и высушили до размеров кулака. Она стояла украшением на столе офицера СС из охраны лагеря. А как вам нравится это? Знаете, из чего сделаны эти штучки? – Он держал в руках абажур для настольной лампы и дамскую сумочку. Они сделаны из человеческой кожи. Чтобы получить кусок Такой кожи с затейливой татуировкой, надо было убить человека и содрать с него кожу. Видели вы в подвале крематория железные крючки? Вам сказали, что человека нанизывали на такой крюк за нижнюю челюсть, чтобы он «дошел»?..
Его речь сопровождалась истерическими выкриками, рыданиями, многие пожилые женщины падали в обморок.
Во время митинга по лагерю ходил корреспондент английской газеты «Daily Telegraph» Джордж Файф. Вид полумертвых людей с выступающими под кожей ребрами, костлявыми руками и ногами, ввалившимися щеками и потухшими глазами произвел на него такое сильное впечатление, что он тут же набросал взволнованную корреспонденцию и отправил ее в редакцию своей газеты.
Но дни первых бурных восторгов от ощущения победы и сенсационных открытий бухенвальдских ужасов позади. У лагеря своя жизнь. Сегодня мы прощаемся с теми, кто не дожил до освобождения. Звучит клятва бухенвальдцев на немецком, русском, английском, французском и польском языках.
«Мы – антифашисты – бывшие политзаключенные концлагеря Бухенвальд, собрались на траурный митинг, чтобы почтить память умерщвленных фашистской бестией в Бухенвальде и его командах 51 000
наших товарищей.
51000 расстрелянных, повешенных, удушенных, заморенных голодом, отравленных, умерщвленных при помощи шприца!
51000 отцов, мужей, братьев, сыновей приняли мученическую смерть потому, что они были борцами против фашистского режима убийц!
51000 матерей, жен, детей взывают к мести!
Мы, оставшиеся в живых, мы, свидетели всех гнусных дел вампиров-наци, мы еще вчера видели гибель наших товарищей. Единственной нашей мыслью было: «Когда придет день мести?» Сегодня мы свободны. Мы благодарны доблестным армиям союзников – СССР, США, Англии, принесшим нам и всем народам жизнь и свободу.
Мы, бывшие политзаключенные Бухенвальда: русские, французы, поляки, чехи, немцы, испанцы, итальянцы, австрийцы, бельгийцы, голландцы, англичане, люксембуржцы, югославы, румыны, венгры – совместно боролись против СС, против нацистской банды за наше собственное освобождение. Мы твердо были уверены: наше дело правое, победа будет за нами!
Мы, представители всех национальностей, проводили жестокую, беспощадную, обильную жертвами борьбу. И эта борьба еще не закончена! Гитлеризм еще окончательно не уничтожен на земном шаре! Еще находятся на свободе наши мучители-садисты! Поэтому мы клянемся перед всем миром на этом плацу для перекличек, на этом месте ужасов, творимых фашистами, что мы прекратим борьбу только тогда, когда последний фашистский преступник предстанет перед судом народов.
Уничтожение фашизма со всеми его корнями – наша задача! Это долг перед нашими погибшими товарищами, их семьями!
Клянемся отомстить бандитам-наци за смерть 51000 наших товарищей!»
В траурную мелодию оркестра вплетается пение русского хора, и плац застывает в скорбном молчании. А потом молча, стараясь ступать бесшумно, участники митинга покидают площадь.
С этого дня все мы как-то внутренне распрощались с Бухенвальдом. Защемила тоска по дому, властно потянуло на Родину.
Но в Германии еще полыхала война, шли бои за Берлин, дороги были забиты войсками, техникой, и нам приказано было пока оставаться в Бухенвальде, отдыхать, залечивать раны.
Тогда лагерь стал готовиться к празднованию 1 Мая. Каждая национальная группа старалась отличиться. Еловыми ветвями, плакатами, транспарантами, флагами украшали свои блоки, готовили праздничные концертные программы, шествия и развлечения. И вечером 30 апреля Бухенвальд расцвел сотнями электрических лампочек. В полночь я вышел из блока, где лагерный комитет обсуждал программу завтрашнего дня, и медленно пошел к себе на тридцатый. Улица кроваво-красная от множества трепещущих флагов, подсвеченных электричеством. Дует холодный ветер, но из открытых окон доносятся песни, шум. Лагерь не спит в эту праздничную ночь.
На крыльце блока стоит Вальтер Эберхардт. Куртка наброшена на плечи. Руки сцеплены за спиной, губы сведены в одну узкую темную полоску.
Всегда приветливый со мною, он сейчас не поворачивает ко мне головы, он весь ушел в свои мысли, ему никто не нужен. Я хотел незаметно пройти в дверь, чтобы не нарушить его одиночество, но почему-то вдруг остановился рядом с ним на крыльце. И вдруг понял его настроение, оно передалось мне, и радость внезапно исчезла. Было что-то горькое-горькое в этом праздничном веселье. Это горечь сломанных человеческих судеб. Не знаю, пройдет ли когда-нибудь эта горечь, возможно ли полное излечение. Ведь оно возможно только в том случае, если совсем-совсем забыть то, что видел, пережил за годы войны, если забыть унижение плена, гибель и страдания товарищей, бессильную ярость заключенного, безумную ненависть к фашистам. Оно возможно, если осталась семья и по-прежнему ждет, если Родина примет солдата, бывшего в плену.
