крышах, — эти бетонные раковины, давшие приют фантастическим торговым фирмам на потребу капризам нуворишей, и высокие стены, за которыми прятались кварталы бедноты, где жизнь протекала за пределами времени и Божественных заповедей. Поскольку с нищетой покончить не удалось, о ней было запрещено упоминать. Пресса сообщала только хорошие новости, словно все обитали в зачарованном царстве. Слухи о женщинах и детях, штурмующих от голода булочные, квалифицировались как ложные. Только из-за границы приходили сведения о новых бедствиях: там весь мир бился над неразрешимыми проблемами, которые не затрагивали благоденствующее отечество. По улицам сновали японские автомобили таких изящных форм, что казались нарисованными, и огромные черные, с никелированными выхлопными трубами мотоциклы, принадлежащие правительственным функционерам; на каждом углу можно было увидеть рекламу чего- нибудь особенного для избранных лиц: путешествие по маршруту Марко Поло[47] в кредит и последние достижения электроники. Появилось множество мест развлечений с ярко горящими огнями, двери которых охранялись до самого комендантского часа Без устали говорилось об изобилии, экономическом чуде, иностранных капиталах, льющихся в страну широким потоком благодаря прекрасным условиям, созданным режимом. Недовольным приклеивали ярлык антипатриота, ведь счастье было обязательно для всех По неписаному, но всем известному закону разделения, на одной и той же национальной территории сосуществовали две страны: одна принадлежала золотой и могущественной злите, другая — молчаливой массе людей, живущих на обочине жизни. Социальные издержки — так называли это молодые экономисты новой школы, и их слова повторяли средства массовой информации.
Когда автомобиль остановился у светофора, к машине подошли три оборванных подростка, предлагая кто протереть ветровое стекло, кто купить религиозные открытки или пакетики иголок, а кто прося милостыню. Ирэне и Франсиско переглянулись: они подумали об одном и том же.
— Бедных с каждым днем все больше, — сказала Ирэне.
— Опять старая песня? Везде есть нищие. Люди просто не хотят работать. Это страна лентяев, — возразила Беатрис.
— На всех работы не хватает, мама.
— А что ты хочешь? По-твоему, между бедными и порядочными людьми не должно быть никакой разницы?
Не осмеливаясь поднять глаза на Франсиско, Ирэне покраснела, но ее мать спокойно продолжала.
— Это переходный период, скоро наступят лучшие времена. По крайней мере, в стране порядок, не так ли? В остальном демократия ведет к хаосу. Об этом тысячу раз говорил Генерал.
Остаток пути они проехали в молчании. Когда они прибыли, Франсиско отнес вещи на второй этаж, где их ждала Роса везде горел свет. Благодарная за внимание, Беатрис пригласила его отужинать с ними. Впервые она была с ним приветлива, и он немедленно принял ее предложение.
— Роса накрой ужин пораньше: в «Божьей воле» будет сюрприз, — попросила Ирэне.
По ее просьбе Беатрис накупила простеньких сувениров для стариков и обслуживающего персонала. Ирэне купила пирожные и приготовила фруктовый пунш для празднества После ужина они спустились на первый этаж: там, приветствуя хозяйку, собрались гости в своих лучших одеждах, нянечки в накрахмаленных передниках, а в вазах стояли пышные букеты первых весенних цветов.
Актриса Хосефина Бианки объявила, что их вниманию предлагается театральное представление. Заметив, как Ирэне ей подмигнула, Франсиско понял, что девушка посвящена в тайну, и хотел было сбежать — он тяжело переживал чужую неловкость, — но его подруга не дала ему времени придумать предлог, чтобы уйти. Она усадила его рядом с Росой и матерью на террасе и исчезла с Хосефиной в глубине дома Прошло несколько томительных для Франсиско минут ожидания. Пока сиделки выставляли стулья перед высоким окном столовой, Беатрис делилась своими довольно банальными впечатлениями о местах, где она побывала во время путешествия. Рассаживались приглашенные, одетые в жилеты и закутанные в пледы: преклонные годы кости не греют, даже теплая весенняя ночь не способна смягчить старческий озноб. В саду было включено освещение, воздух наполнили аккорды старинной сонаты, и занавес раздвинулся. Какое-то мгновение Франсиско разрывался между стыдом, понуждавшим его к бегству, и волшебством неповторимого зрелища Его глазам предстала залитая светом сцена, напоминающая мерцающий в темноте аквариум. Обтянутое желтым, под золото, гобеленом кресло было единственным предметом мебели на ее обширном пространстве; рядом с ним стоял торшер с пергаментным абажуром, бросавшим золотой круг на четкий, не тронутый временем силуэт, словно явившийся из девятнадцатого века Поначалу он Хосефину Бианки не узнал, подумал, что это — Ирэне, ибо с лица актрисы исчезли следы времени. В каждом ее жесте сквозили мягкость, обольстительность и гармония. На ней было хоть и выцветшее и помятое, но роскошное платье в плиссированных воланах и кружевах цвета слоновой кости, не утратившее своего великолепия, несмотря на пыль времен и кочевье по сундукам и баулам. Слабое шуршание шелка слышалось на расстоянии. На грани обморока, чувственная, бесконечно женственная, актриса, казалось, не сидит в кресле, а парит над ним с легкостью мотылька. Лившаяся из динамиков музыка смолкла.
Прежде чем Франсиско удалось прийти в себя от неожиданности, голосом, неподвластным возрасту, заговорила Дама с камелиями.[48] Тут сопротивление его было сломлено, и он отдался магии лицедейства До его слуха доносились слова, повествующие о трагедии куртизанки, ее долгая жалоба была тихой и поэтому особенно потрясала Она то отвергала невидимого возлюбленного, то звала его, умоляла, ласкала. Погрузившись в воспоминания, словно уйдя в другое время, молчаливые старики окаменели. Эта столь хрупкая и легкая женщина, что, казалось, порыва ветра достаточно, и она рассыплется в прах, привела сиделок в такое душевное смятение, что они слушали, чувствуя ком в горле. Никто не остался равнодушным к волшебству ее очарования.
Франсиско почувствовал, как на его плечо легла рука Ирэне, но, захваченный спектаклем, не обернулся. Когда вечная возлюбленная перестала говорить и зашлась в приступе кашля — то ли предусмотренного спектаклем, то ли из-за дряхлости, — у него в глазах защипало, и он чуть было не расплакался. Ему было так грустно, что он не мог аплодировать вместе с остальными. Встав со стула, он направился в сад, в какое-нибудь укромное место; за ним, путаясь под ногами, последовала собака Отсюда ему было видно, как медленно передвигаются старики и их сиделки, как они пьют пунш и разворачивают подарки дрожащими пальцами; внезапно постаревшая на сто лет, Маргарита Готье в это время искала Армана Дюваля, держа в одной руке веер из перьев, а в другой — кремовое пирожное. Все это — медленно скользящие между стульев и по дорожкам вокруг огромного шатра дома призраки, острый запах жасмина желтый блеск ламп — казалось сновидением. Ночной воздух, чудилось, был насыщен каким-то предвестием.
Ирэне искала своего друга и, разглядев его в темноте, подошла, улыбаясь. Она посмотрела на его лицо и инстинктивно поняла охватившие его чувства Она прислонилась лбом к его плечу, и непокорная прядь волос мягко дотронулась до его губ.
— О чем думаешь?
Он думал о своих родителях Через несколько лет они станут такими же старыми, как обитатели «Божьей воли», они будут доживать свой век так же, как эти, народившие на свет детей и работавшие не покладая рук, чтобы поставить их на ноги. Они никогда не думали, что можно доживать свои последние дни в ожидании смерти под присмотром чужих людей. Деля бедность, радость, страдание и надежду, семья Леалей, связанная кровными узами и ответственностью друг за друга, всегда жила вместе, как единое племя. Еще сохранилось много таких семей. Может, старики на спектакле Хосефины Бианки ничем и не отличаются от его родителей, но они так одиноки. Забытые жертвы ветра, разбросавшего людей в разные стороны, остатки диаспоры, без собственного пространства и места в наступивших временах. Рядом с ними не было ни внуков, чтобы заботиться о них или видеть, как они растут, ни детей, которым надо помочь справиться с жизнью, ни сада чтобы засеять его семенами, ни канарейки, чтобы она спела им на закате. Их единственной заботой было бегство от смерти, хотя они все время думали о ней, торопили ее, боялись ее. Франсиско мысленно поклялся, что с его родителями этого не произойдет никогда Чувствуя губами волосы Ирэне, он повторил это обещание вслух.
Часть III СЛАДОСТНАЯ РОДИНА
