долларов в неделю, – сказал он. – Это немного, но если вас устраивает, с завтрашнего дня приступайте. Желаю удачи.
Две последние фразы прозвучали для Джин особенно приятно: восемьсот долларов в месяц – больше, чем у Терезы! – и уже с завтрашнего дня.
Очутившись снова во дворе. Агата подтолкнула Джин локтем.
– А ты в самом деле везучая! Это ж надо – вылез из-за стола… расшаркивался!
– Не выдумывай! Кто расшаркивался?
Агата не слушала.
– Он, между прочим, вдовец!
Джин поморщилась.
– Перестань!
– И этот не подходит? – почти зло укорила Агата. – Перебирать раньше надо было! – Она выразительно посмотрела на живот Джин. – За него любая пойдет! Положение, деньги!.. И человек хороший. А что фигурой не вышел, так все остальное в порядке…
– Тебе-то откуда известно? – удивилась Джин.
– Известно! Да и фигура у него ничего. Ноги короткие, зато плечи какие!
– Можно подумать, ты продаешь его. Агата расхохоталась.
– Продается управляющий с домом, свекровью и счетом в банке!.. Впрочем, на фиг ты ему сдалась?
– Вот и хорошо. И больше не будем об этом… Агата замолчала и вдруг снова расхохоталась.
– А я бы пошла за него…
Основные цеха завода уходили в глубь двора. Там были печи, где выпекали хлеб, булки, пирожные, торты. Уже у входа пахло свежей выпечкой. Агата толкнула боковую дверь, и они оказались в просторном помещении с цементным полом и высоким потолком. Отсюда все начиналось. Прямо со двора по пандусу въезжали грузовики. Грузчики сбрасывали на транспортер мешок, который медленно двигался по ленте. У конца транспортера работница ловко вспарывала мешок специальным ножом, одновременно ставила на нужную отметку регулятор емкости, и мука текла в чан. А на подходе был следующий мешок – и все повторялось.
– Ну, как? – допытывалась Агата. – Хороша работка? Это тебе не полы мыть!.. Ладно, все, пошли домой!
Джин не двигалась, завороженно смотрела на плывущие по ленте мешки.
– Идем! – Агата потянула ее за руку. – Успеешь налюбоваться.
Джин была подавлена. Однообразие все повторяющегося и повторяющегося процесса угнетало. Ей казалось, что она сама превращается в придаток ползущей ленты. В кафе у Терезы можно было делать что-то быстрее или медленнее, раньше или позже – менять темп и порядок работы по своему усмотрению… Она поглядела на женщину, нажимавшую кнопку «пуск», когда требовалось наполнять чан, и кнопку «стоп», когда чан наполнялся. Вот и вся «работенка», как говорила Агата. Как робот, подумала Джин.
– Тебе не нравится? – удивилась Агата.
Они вышли на улицу. После сумрачного помещения солнечный свет слепил глаза. Джин, щурясь, наслаждалась теплом.
– Мне? – переспросила Джин.
– Тебе! – сердито сказала Агата. – Я же все вижу. А восемьсот долларов нравятся?
– Да.
– Ну и молчи! Подумала бы о ребенке!..
Глаза Джин напряженно смотрели на Агату, но едва ли они видели ее.
– Что с тобой? – спросила Агата.
Взгляд Джин медленно возвращался к реальности.
– Ничего… – ответила она.
– Странная ты, – недовольно сказала Агата.
Вечером Джин пошла к Бекки. Бекки только что вернулась из больницы и наслаждалась домашним покоем. Хотя ее комната мало отличалась от больничной палаты: кровать, тумбочка с лекарствами. Небольшой телевизор. Маленькое зеркало, никаких признаков хобби, никаких предметов, выдававших вкусы или капризы хозяйки. Никаких дамских мелочей, вроде фотографий суперзвезды – безразлично, мужского или женского пола, – губной помады в футляре якобы «от Макса Фактора» или хотя бы красивого гребешка. Все строго, чисто, без «улик».
– Сандра говорит, – словно оправдываясь, пояснила Бекки, – что когда я поправлюсь, тогда и буду украшать. – Она рукой обвела стены. – А сейчас, чем меньше вещей, тем легче дышать. – И было непонятно, согласна она с сестрой или подчиняется ей. – Хорошо, что ты пришла, Джин. Я одна. Скучно. – Она никогда не употребляла слово «тоскливо». Оно означало бы жалобу, а Бекки уже знала, что люди не любят чужих жалоб.
– А Сандра? – спросила Джин.
– У Сандры своя квартира. Она очень занятой человек, забегает ко мне на пять минут – ей некогда.
– Бекки… – проговорила Джин. – Я почувствовала его!..
