Я продолжила свой рассказ:
– Огастес Молино привез свою вдовствовавшую мать в унаследованный дом – в тот самый, где мы сейчас сидим, – и посвятил остаток своих дней садоводству. К тому времени он уже познакомился с Хэлен Узстмейкотт, единственным ребенком в небогатой дворянской семье, жившей в Девоне. Хэлен Уэстмейкотт была прелестна, и спустя три месяца Огастес женился на ней.
Белокожая брюнетка, Хэлен была утонченной девушкой. Она родила мертвыми первых двоих детей, потом, в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году, у нее родился мальчик, которого назвали Уильям, а через год – девочка.
Говорят, что с первого взгляда дочка так понравилась Хэлен, что она назвала ее по имени прекрасного цветка – Лилли.
Потом, спустя еще семь лет, в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году, когда этого уже никто не ожидал, родилась еще одна девочка. На этот раз Хэлен, увидев в окно после двух дней поистине крестных испытаний, ярко-голубое весеннее небо, решила дать ей имя Сил.
– Эта самая Сил и была моей матерью. Она много рассказывала мне о своей жизни, и я в точности передаю вам ее воспоминания, ну, может быть, иногда чуть-чуть добавляя от себя.
Уильям рос тихим, усидчивым мальчиком. Он ненавидел охоту и развлечения на открытом воздухе, и любимицей отца была девочка с мальчишеской хваткой, Лилли. Целых семь лет, до самого рождения Сил, вся его любовь была обращена на Лилли. Она действительно была красивой, чудной девочкой, с развевавшимися по ветру темными локонами и горящими голубыми глазами, но все это сочеталось с вспыльчивостью и приступами мрачного раздражения.
Что же касается Сил, она была маленькой рыжеволосой проказницей с очаровательным личиком, которое постоянно сияло улыбкой. Глаза у нее были отцовские, серые. Она обожала свою сестру Лилли.
Уильяма отправили учиться в Англию, а семья по-прежнему жила то в Лондоне, то в Дублине, то в Арднаварнхе. Отец учил девочек верховой езде; он мечтал, чтобы они держались на лошади не хуже любого мужчины.
Сам Огастес Молино был дородным, красивым и высокомерным мужчиной. Приказания его звучали как команды, и тому, кто медлил с их выполнением или же, Боже упаси, не подчинялся, он не давал спуску. Сил говорила, что он всегда казался влюбленным в их мать, леди Хэлен, но ее утонченность его раздражала, что нашло отражение в его отношении к сыну. Леди Хэлен была доброй, отзывчивой женщиной. Если кто- нибудь в имении заболевал или попадал в какую-нибудь беду, она узнавала об этом первой и всегда спешила на помощь.
Подрастая, Лилли становилась все более бесшабашной, задиристой и кокетливой. Сил говорила, что Лилли никогда не думала о последствиях своих выходок, но зато потом ее раскаяние бывало поистине безграничным. Слезы, рыдания, клятвы, что она больше не будет так вести себя.
В доме перебывало множество гувернанток из самых разных стран Европы, но ни одна не задержалась надолго. Найти новую гувернантку с каждым разом становилось все труднее, так как об ужасных проделках детей Молино судачили во всех гостиных Лондона.
Сил рассказывала, что они подкладывали колючки в постели гувернанток, бросали мышей в молоко, натягивали веревки поперек галереи, чтобы они споткнулись, и многое другое.
Дурная слава Лилли быстро распространилась в округе. Слуги рассказывали знакомым об ее выходках, на ее счет посмеивались мужчины в кабачках, а женщины собирались кучками, чтобы посплетничать о ней. Лилли была для них вроде кинозвезды: красивая, знатная и богатая.
Однако назвать ее злой было нельзя. Сил говорила, что Лилли всегда была добра к деревенским детям. Никогда не задирала нос, давала покататься верхом на своем пони и угощала их ирисками. Дети ее просто обожали и хвастались ее вниманием.
При всем ее легкомыслии и необузданности у Лилли, как и у ее матери, было доброе сердце, и ее было легко растрогать.
– Теперь вы знаете основное о том далеком времени, – сказала я своим новым друзьям. – Завтра, после обеда, обещаю рассказать вам о Лилли и Финне О'Киффи.
Пожелав им спокойной ночи, я ушла в свою спальню.
12
Эдди Шеридан подложил в камин полено и повернулся, чтобы посмотреть на Шэннон, сидящую в кресле. Лицо ее было бледным, а под прекрасными серыми глазами лежали тени. Ее рыжие волосы вспыхивали красными бликами от огня в камине. В своем длинном черном платье она выглядела строгой и печальной.
– Должно быть, последние несколько месяцев были действительно трудными для вашего отца? – заметил он.
Шэннон кивнула:
– Но папа всегда говорил, что Киффи могут выжить в любой ситуации, и я не могу смириться с мыслью, что его нет.
Они замолчали, глядя на занимавшееся огнем полено в камине. Потом Шэннон спросила:
– Зачем вы сюда приехали?
– У меня здесь коттедж, рядом с Белым Домом. – Эдди пожал плечами. – Там долгие годы никто не жил. Я вырос в Калифорнии, и иногда мы приезжали сюда, правда, очень редко. Моя голова была слишком забита колледжем, Беркли, а потом и Театральной школой Йельского университета. Видно, я иду по стопам своего прадеда, Нэда Шеридана.
– Вы на него очень похожи. – Шэннон в смущении залилась краской. – Я должна кое в чем вам признаться. Я осмотрела дом Нэда. Дверь была открыта, я не смогла удержаться и вошла. И похитила его фотографию. Теперь она у меня. Может быть, мне следует вернуть ее вам? В конце концов, вы полноправный владелец дома.
– Храните ее у себя, – улыбнулся Эдди. – Так, стало быть, вы хотите побольше узнать о Лилли и Нэде?
