5
На следующий день после торжества Шэннон проснулась поздно, потянулась, как ленивая кошка, перебрала пальцами спутавшиеся рыжие волосы и улыбнулась, вспоминая вчерашний вечер. Ей хотелось бы, чтобы он продолжался вечно.
Она закрыла глаза, воображая себя в облаке белого шелка и кружев под руку с отцом, идущей к алтарю, где ее ждал Уил. Затем, вздохнув, она накинула халат и лениво спустилась по лестнице вниз, полная счастливых надежд. Слуги убирались в огромном доме всю ночь, и теперь везде был виден безупречный порядок.
Выпив кофе, она направилась по коридору в сторону отцовского кабинета и постучала в дверь. Не получив ответа, она заглянула внутрь. Эта комната отличалась от всех других в доме: сама по себе небольшая, она была к тому же завалена бумагами чуть ли не до потолка. Шэннон улыбнулась при мысли о том, что кабинет отца отражал особенности его характера: Боба Киффи никак нельзя было назвать аккуратным.
На столе стояла дешевая рамка на несколько фотографий, заполненная изображениями Шэннон в разные годы ее жизни, а на стене красовалось то, что он называл своим величайшим сокровищем и достижением, – вставленный в рамку гарвардский диплом Шэннон. «Теперь я спокоен, – смеясь, сказал он ей на буйной пирушке в ресторане «Лок Обер» по случаю выпускной церемонии. – Ум и красота – вот что такое моя девочка!»
Мирную тишину нарушил резкий телефонный звонок, и Шэннон сразу же подняла трубку. Звонил партнер отца, Брэд Джеффри, и голос его звучал тревожно:
– Я хочу вас поблагодарить, – быстро проговорил он. – Вечер был превосходным, Шэннон.
Она знала Брэда почти всю свою жизнь. Они с женой были на вчерашнем вечере, хотя она и не видела, чтобы они танцевали джигу, и теперь она подумала о том, что по их виду нельзя было сказать, что они слишком веселились.
Другой партнер отца, смазливый Джек Векслер, тоже был на вечере с повисшей на его руке знаменитой нью-йоркской манекенщицей, но и он, вспоминала Шэннон, танцевал мало.
Она набросала короткую записку отцу с просьбой позвонить Брэду, добавила: «Люблю тебя, папа, – и спасибо!» – и поставила замысловатую подпись. Затем она отправилась на розыски мачехи, чтобы поблагодарить и ее.
Но Баффи тоже нигде не было. Горничная сказала, что ее мачеха рано утром уехала в город.
Шэннон вернулась к себе, надела купальный костюм и шорты и отправилась на теннисный корт к Уилу.
Она с удивлением смотрела на его партнера, явно не из клуба профи. Это был Джонас Бреннэн, вернее Джонас К. Бреннэн. Или просто Джейкей, как он просил себя называть.
Джейкей был протеже ее отца. Тот взял его в дело прямо из провинциального среднезападного колледжа. Юный Джонас явился прямо в его офис. Зажав в руках диплом и коротенькую автобиографию, он упорно ходил туда три дня, пока разозлившийся секретарь не пригрозил послать за полицией.
– Я не уйду, пока не увижу господина Киффи, – упрямо заявил он.
В конце концов, восхищенный его упорством, Боб с ним встретился. Он просмотрел его бумаги и диплом и высокомерно швырнул их на стол.
– Стоило портить всем нервы, чтобы сунуть мне это, – сказал Боб.
– Черт побери, сэр, но у меня не было выбора, – зло огрызнулся юноша. – Я вырос в том городе. Я знаю, это захолустье. Мои дед и бабка были издольщиками, отец был пьяницей, а мать торговала пивом в местном салуне и тоже не была ангелом. Какой другой колледж я мог себе позволить? Но не надо оценивать мои способности этой меркой.
Боб молча изучал посетителя. Джонас был среднего роста, коренастый и сильный парень с гладкими каштановыми волосами и возбужденно блестевшими за очками в золотой оправе карими глазами. Он вспомнил себя в его возрасте. Бедного, злого, с вызывающими манерами. Он не слишком отличался от этого парня.
Это было десять лет назад. Джейкею Бреннэну теперь было тридцать два года, и в деле Киффи не было ничего, чего бы он ни знал. Он был правой рукой Боба и пользовался его полным доверием.
Другое дело Шэннон. Она посмеялась, когда Джейкей неловко попытался ухаживать за ней.
– Я никогда не назначу свидание человеку по имени Джонас, – поддразнила она его, и Джейкей, залившись краской, резко отошел от нее. С тех пор он соблюдал дистанцию, а ей было стыдно своей мелочной жестокости, и она, вопреки обыкновению, не упускала случая быть с ним приветливой. И все же они держались на определенном расстоянии друг от друга.
– Не искупаться ли нам в озере? – предложила она Уилу. – Это вас охладит. Разумеется, я имею в виду и вас, Джейкей, – улыбаясь, повернулась она к Джонасу.
Тот пожал плечами, и его чисто выбритое лицо зарделось.
– Спасибо, но, как я догадываюсь, вы должны о многом поговорить. Как-никак, а вы не виделись друг с другом чуть ли не два часа.
И, резко повернувшись, он зашагал к дому. Шэннон вздохнула и раздраженно проговорила:
– Почему этот человек всегда такой колючий? Он раздражает всякого, кто с ним имеет дело. Разумеется, за исключением папы.
– Однако он чертовски умен, – заметил Уил, стягивая с себя майку. – Пошли, поплаваем.
Во влажном воздухе вились тучи комаров и москитов. Уил с Шэннон, громко смеясь, бежали по тенистой аллее, яростно отмахиваясь от кружившихся вокруг насекомых.
– Смотрите! – воскликнула Шэннон, глядя на декоративную деревянную беседку, возвышавшуюся над обрывом в пятидесяти ярдах от берега. – Там кто-то есть. И притом в смокинге! – рассмеялась она.