– Они не смогут этого сделать. Если будет приближаться какой-то другой ученый, я сразу узнаю об этом – задолго до того, как он сможет навредить мне.
– Вы сможете убежать?
– Мне не придется убегать… Но… – поторопился объяснить Гендибаль, чтобы опередить ее возражение, – если и придется, скоро, очень скоро я буду на новом корабле, самом лучшем в Галактике. Они не смогут меня поймать.
– А могут они изменить ваши мысли и заставить вас не убегать?
– Нет.
– Их может быть много. А вы один.
– Я их замечу заранее и уйду. И тогда против них выступит весь наш мир, и им не устоять. Они узнают об этом и не осмелятся что-либо делать. Они не захотят, чтобы я узнал о них, и все-таки я узнаю.
– Это потому, что вы так сильно лучше, чем они? – робко спросила Нови, сияя надеждой и гордостью.
Гендибаль был тронут до глубины души. Как радостно было находиться с нею рядом, восхищаться ее природным умом, быстротой понимания самых сложных вещей… Это сладкоголосое чудище, Оратор Делора Деларми, сама того не зная, сделала ему потрясающий подарок!
– Нет, Нови, – ответил он. – Не потому, что я лучше их, хотя это правда. Это потому, что ты со мной.
– Я?!
– Да, Нови. Ты догадалась об этом?
– Нет, Господин, – сказала она удивленно. – Что такого есть во мне? Что я могу сделать?
– Дело в твоем сознании, – ответил Гендибаль и предупреждающе поднял руку. – Нет-нет, я не читаю твои мысли. Я вижу только очертания твоего разума, а они такие ровные, гладкие, необыкновенно ровные и гладкие, Нови.
Она расстроенно прикоснулась ладонью ко лбу.
– Это потому, что я такая неграмотная, Господин? Потому что я такая глупая, да?
– Нет, милая (и как это у него сорвалось, он и сам не заметил). Это потому, что ты честная, искренняя, у тебя нет ни хитрости, ни подлости на уме, потому, что ты говоришь, что думаешь, потому, что у тебя доброе сердце… Если другие ученые захотят сделать что-нибудь плохое, они обязательно коснутся наших сознаний – твоего и моего, и такое прикосновение к поверхности твоего сознания станет сразу заметно. Я узнаю об опасности задолго до того, как кто-либо коснется моего собственного сознания, и получу время, необходимое для того, чтобы никто не смог навредить ни мне, ни тебе.
Наступила долгая пауза. Гендибаль видел, что глаза Нови светятся теперь не только радостью, но и восторгом, и гордостью. Она тихо спросила:
– И вы поэтому меня взяли с собой?
Гендибаль кивнул:
– Это было очень важно.
Нови перешла на шепот.
– Как помочь вам еще лучше, Господин?
– Оставайся спокойной, Нови. Не бойся ничего. Просто – оставайся такой, какая ты есть.
– Я останусь, какая я есть, – твердо ответила она. – И я встану между вами и опасностью, как тогда, с Руфирантом.
Она вышла из каюты, а Гендибаль долго смотрел ей вслед.
Просто удивительно, как в таком простом, необразованном создании умещалось столько всего? Ровные контуры сознания – а под ними грандиозный ум, способность понимать другого, мужество, стойкость. Разве он мог просить большего – от кого бы то ни было?
Откуда ни возьмись, в сознании Гендибаля возник образ Суры Нови – не Оратора, даже не сотрудника Второй Академии – простой неученой женщины, но Нови стояла рядом с ним, торжественно, неколебимо, и была у нее какая-то важная роль в грядущей драме.
Образ виделся в тумане, нечетко, и Гендибаль не понимал пока, что ждет его впереди.
– Ну, еще Прыжок, и все, – пробормотал Тревайз.
– Гея? – с надеждой спросил Пелорат, глядя в иллюминатор через плечо Тревайза.
– Солнце Геи, – ответил Тревайз. – Называй его «Гея-С», если не хочешь путаться. Галактографы иногда так поступают.
– А сама Гея? Ее надо называть «Гея-П», так? То есть планета?
– Для планеты хватит одного названия, без всяких букв. Ее мы пока не видим. Планеты вообще не так легко увидеть, как звезды, а до Геи-С еще около сотни микропарсеков. Довольно яркая звезда, кстати, но пока мы еще достаточно далеко от нее, чтобы компьютер мог показать нам ее в виде диска. Ты лучше бы не смотрел на нее подолгу, Джен, – так недолго и сетчатку повредить. Как только закончу расчеты, наложу фильтры. Потом сможешь смотреть, сколько твоей душе угодно.
– Сто микропарсеков… сколько же это будет в единицах, которые может понять мифолог, Голан?
– Три миллиарда километров, примерно двадцать раз столько, сколько от Терминуса до нашего солнца. Уяснил?
